– Я не задумываясь поступил бы так снова, если бы пришлось. Потому что ты тоже спас мне жизнь, и я говорю не только о Сирии.
Он на миг нахмурился, а потом его лицо озарилось пониманием, и на губах заиграла улыбка.
– Как ты? – спросил я, чтобы скрыть неловкость. – В смысле… после всей этой заварухи?
– Лучше. – Взгляд Коннора блуждал по зеленой траве, растущей вдоль беговых дорожек, но я знал: друг видит сухую пустыню и обгоревшие остовы домов. – Столько долгих ночей я лежал без сна и слышал выстрелы, а когда засыпал, они мне снились. Мне казалось, это никогда не закончится.
– Ага, – сказал я. – Но мы оба всё еще здесь, да?
– Ага. Мы всё еще здесь. – Он подался вперед и положил руку мне на плечо. – Я тебя люблю, старик.
Вес его ладони всколыхнул в памяти множество воспоминаний. В школе я писал за него сочинения. Вступил в армию. Бросился прямо под взрыв гранаты. Отказался от любви всей своей жизни ради его счастья. Я сделал всё это, потому что любил Коннора, но никогда не произносил этого вслух.
Я положил ладонь ему на затылок и прижался лбом к его лбу.
– Я тоже тебя люблю, – хрипло проговорил я. – Спасибо тебе… – Я на секунду стиснул зубы.
«Скажи это. Произнеси это вслух».
– За тебя.
Коннор кивнул, прижимаясь лбом к моему лбу.
– Я тоже, Уэс. Черт возьми, я всегда буду тебя любить.
На несколько секунд мы замерли, потом отстранились друг от друга, утирая глаза рукавами.
– Ну что, готов?
– Ага. Вперед.
Мы направились к парковке.
– Возвращаешься обратно в Италию? – спросил я.
– Через несколько дней. – Он оглядел парковку. – Кто тебя забирает?
– Я собирался вызвать такси.
Коннор дернул подбородком, указывая на свой «Додж Хэллкет».
– Я тебя подвезу. Как в старые добрые времена. – Он ткнул меня кулаком в плечо. – Ты наверняка устал после соревнований. Не так-то просто занять четвертое место.
– Отвали, – фыркнул я. – Я впервые принял участие в гонке.
– Какая разница. В последний раз ты пришел четвертым, когда больной кишечным гриппом бежал эстафету четыре этапа по четыреста метров. Кстати говоря, а где же знаменитая рвота после соревнований? – Он с мрачным видом покачал головой. – Я заплатил приличные деньги, чтобы посмотреть эту гонку.
Я средним пальцем оттянул вниз кожу под глазом.
– Прости, что разочаровал.
Коннор повторил мой жест, потом хитро улыбнулся, и я почувствовал, что между нами всё стало по-прежнему. Любовь, более сильная, чем дружба, чем любое родство. Проверенная в бою связь, впитавшаяся в плоть и кровь.
Друзья навек.
Глава тридцать третья
Отем
После утренней смены в «Белом султане» я вернулась к Уэстону, чтобы принять душ – смыть муку и пот после работы в переполненной пекарне. Прошло всего несколько дней, но ни я, и Уэстон не могли удержаться и остаться на ночь каждый в своей постели, в одиночестве. Он вернулся домой как раз в тот момент, когда я вытиралась банным полотенцем.
– Отем?
– Я здесь, – крикнула я. – Расскажи мне всё.
Уэстон въехал в спальню; на нем всё еще была форма для бега и толстовка, и вид у него был как у охотника, только что убившего зверя. Он окинул меня голодным взглядом, и у меня по коже побежали мурашки.
– Итак? – спросила я, стараясь не обращать внимания на разом наэлектризовавшуюся атмосферу. – Как всё прошло с Коннором?
– Отлично, – ответил Уэстон, не сводя глаз с моих голых ног. – Всё хорошо.
– И только? – уточнила я, усмехаясь. – «Всё хорошо»?
Он кивнул и подъехал ко мне. Я отступала, пока не натолкнулась на кровать; сердце колотилось в груди, как сумасшедшее, и внизу живота уже разгорался жар.
– Извини, что пропустила гонку, – выдавила я. – Хотела дать вам двоим возможность спокойно поговорить.
Уэстон ухватил меня за запястье, потянул и втащил к себе на колени.
– Я тебя прощаю, – проговорил он низким голосом, в котором слышалось с трудом сдерживаемое желание. – Его рука скользнула под полотенце. – И я хочу тебя прямо сейчас.
– Очень многообещающе, – сказала я, напуская на себя равнодушный вид, хотя с трудом могла дышать. – В спальне ты настоящий тиран.
Разумеется, личность Уэстона не сводилась к одной этой черте, но его ненасытность мне нравилась: когда он становился таким, у меня кровь закипала в жилах.
Я легко прикоснулась губами к его губам и прошептала:
– Скажи, чего ты хочешь.
Он поцеловал меня, настойчиво и требовательно.
– Ложись на кровать.
Я сползла с его колен и пересела на кровать, всё мое тело пылало в предвкушении
– Ложись на спину, – велел он. – Я собираюсь довести тебя до экстаза.
Он сказал это как нечто само собой разумеющееся, как будто подытоживал условия заключенной сделки; мне оставалось только делать всё, как он говорил. Уэстон придвинул свое кресло вплотную к кровати и стащил с меня банное полотенце. Секунду я чувствовала тепло его дыхания на своей коже, а потом он стал целовать мой живот, спускаясь всё ниже, ниже, еще ниже… Когда его язык коснулся меня там, я вскрикнула.
– О, Боже мой… Уэстон…
Я выгнулась дугой, но Уэстон не останавливался ни на секунду. Он слегка покусывал, лизал и посасывал, и скоро я уже едва могла сдержать крик. Я извивалась, но он удерживал меня на месте. Безжалостный.
– Отлично, – прорычал он. – А теперь кричи, Отем. Хочу слышать твои крики восторга, а потом я возьму тебя снова.
– Боже… – простонала я.
Его слова окончательно меня добили, и меня накрыл головокружительный оргазм. Уэстон продолжал работать языком, и тогда я приподнялась на локте и схватила его за волосы. Он закинул мои ноги себе на плечи, и после этого я уже не могла сдерживать крики. Я вопила так, что тряслись стены. В конце концов он выпустил меня, и я, задыхаясь, упала на кровать.
– Черт возьми. – Потолок надо мной качался. – Кажется, я забыла собственное имя.
Поморгав, я нашла в себе силы встретиться взглядом с Уэстоном. В его глазах светились восхищение и нежность. Мое тело гудело, как электропровод под напряжением, но мне было мало.
– Иди сюда, – проговорила я, отодвигаясь от края кровати.
Уэстон снял футболку, открыв моему взгляду идеальное, загорелое тело.
– Ты пялишься, Колдуэлл.
– Я пускаю слюну, Тёрнер.
Он перебрался из кресла на кровать, подтягиваясь на руках, улегся рядом со мной и положил голову на подушку возле с моей головы. Мы потянулись друг к другу одновременно, движимые отчаянной потребностью соединиться. Я никак не могла насытиться нашими поцелуями, мое тело жаждало его, мои руки хотели коснуться каждого сантиметра его кожи.
