– Да уж, жизнь у тебя не сахар, – огрызнулся я вне себя от злости. – Порой человеку не остается другого выбора, кроме как забрать свое небольшое состояние и на целый год поселиться на Итальянской Ривьере, да?
– Мне нужно было уехать, – тихо повторил Коннор. – Я не мог…
– Не мог меня видеть. Я помню.
Коннор вздохнул и на миг возвел глаза к серому небу.
– Прости, что я это брякнул. Нельзя было такого говорить, но в то время меня съедало чувство вины. Именно я…
– Черт, нет. Я не собираюсь выслушивать эту чушь собачью по второму кругу.
Я объехал его, стиснув зубы, гнев придал сил моим рукам. Колесо провалилось в трещину на асфальтированной дорожке, и инвалидное кресло накренилось. Очень сильно. Я бы выпал из проклятой коляски, если бы Коннор не ухватил меня за плечо. Физический контакт пробил брешь в моей броне, я отдернул руку.
– Не смей ко мне прикасаться.
– Боже мой, Уэс…
– Знаешь, как погано я себя чувствую, когда ты говоришь, что из-за тебя я проведу всю жизнь в инвалидном кресле? Знаешь?
Он уставился на меня.
– Плохо, Коннор, просто отвратительно. Как будто твое существование предопределило мою судьбу, и теперь мы оба должны из-за этого страдать. Я не собираюсь с этим жить. Я слишком упорно и долго вкалывал, чтобы всю жизнь страдать из-за твоего чувства вины.
– Я понял. – Коннор возвысил голос. – И если бы ты хоть на секунду заткнулся… Проклятие, Уэс, мы не могли бы уйти с этого тротуара, посидеть где-нибудь и нормально поговорить?
– Вот здорово! Я бы с удовольствием, но сейчас у меня дела, – рявкнул я. – Мне нужно добраться до Отем и попытаться спасти наши с ней и без того непростые отношения. И большое спасибо, что поговорил с ней вчера вечером. Не сомневаюсь: узнав, что ты уже несколько месяцев трахаешь ее лучшую подругу, Отем испытала неимоверное облегчение.
– Руби сейчас там, – сказал Коннор.
Я остановился и обернулся.
– Сегодня вечером мы уезжаем в Бостон. – Безысходность в его голосе была даже хуже его разочарования. – Руби отказалась уезжать, не поговорив с Отем. Она хочет уладить все недопонимания, во всяком случае, хочет попытаться.
Он посмотрел мне в глаза. Наша способность понимать друг с друга с полуслова никуда не делась, несмотря на время и расстояние.
«Останься, – безмолвно попросил Коннор. – И поговори со мной».
Мне следовало остаться. Следовало сказать, что я по нему скучал. Эти простые слова так легко произнести.
«Я по тебе скучал».
«Я тебя люблю».
«Прости».
Но я продолжал убегать.
– Счастливого пути, – сказал я.
Потом развернул кресло и поехал домой.
Глава тридцатая
Отем
Я выглядела ужасно.
В зеркале отражались покрасневшие, опухшие от слез глаза, обведенные темными кругами. Ночью я несколько часов лежала без сна, слушала, как дождь барабанит по стеклу, и думала о том, что ночь оказалась вовсе не такой, как я ожидала. Я-то надеялась, что до самого рассвета буду лежать в объятиях Уэстона, прижимаясь к его теплому боку, что мы с ним будем счастливы.
Вместо этого я лежала одна в холодной постели и лила слезы в подушку.
Наконец я встала, доковыляла до дивана, выудила из сумочки телефон и позвонила на работу, сказать, что заболела. Голос Эдмона сочился тревогой, но в ответ на его вопросы я заверила шефа, что просто плохо себя чувствую, и быстренько дала отбой.
Потом завалилась на диван, укрылась одеялом и, вооружившись пачкой бумажных салфеток, включила телевизор. Снова показывали «День сурка». Я не стала переключать на другой канал – в конце концов, этот фильм очень напоминал мою собственную жизнь. Главный герой вынужден проживать один-единственный день снова и снова, страдает от одних и тех же ошибок, но в итоге исправляется и обретает настоящую любовь. Настоящая любовь.
«Однажды я приду в норму».
Я задремала, а проснулась от стука в дверь. «День сурка» уже закончился, и теперь показывали «Секс в большом городе». Ностальгия: это был один из наших с Руби любимых фильмов.
По большей части вкусы у нас были разные, но этот фильм нравился нам обеим.
Тяжело вздыхая, я сползла с дивана. Два дня назад я и помыслить не могла, что пойду открывать дверь в таком виде. Обычно я всегда старалась хорошо выглядеть, красиво одевалась, причесывалась, потому что если человек хочет быть успешным, он должен одеваться так, будто он уже успешен.
«А если вы хотите исцелить разбитое сердце, – подумала я, – ведите себя так, словно оно вовсе не разбито на миллион кусочков».
Я открыла дверь и увидела Руби – она тоже выглядела так, будто не спала всю ночь.
«Наверное, всю ночь занималась сексом с Коннором».
Странно: эта мысль почти меня не задела. Вообще-то мне было абсолютно всё равно.
– Можно войти? – спросила она.
– Это же твоя квартира, – пробормотала я. – Тебе не нужно мое разрешение.
– А мне кажется, нужно. Не говоря уже о том, что ты похожа на вампира. Разве вампир не должен пригласить человека в свой дом?
– Наоборот, – ответила я. – Это человек должен пригласить вампира к себе домой, иначе кровосос не сможет переступить порог. Итак… – Я распахнула дверь шире. – Ты входишь?
– Ой.
Я вернулась в свое гнездо на диване, и Руби последовала за мной.
– Нервничаю просто ужасно, – призналась она, – но мне очень нужно с тобой поговорить.
– Ни в чем себе не отказывай, – проворчала я, утыкаясь взглядом в телеэкран.
– Так вот… – Она присела на другой край дивана, у моих ног. – Во-первых, ты должна знать: я совершенно не планировала начинать отношения с Коннором.
– Знаю. Он мне об этом сказал вчера вечером. Он заявился к тебе внезапно, вы дружили…
– Нет. Я испытала шок, увидев его.
– Извини, ошиблась. Ты захлопнула дверь у него перед носом, потом вы стали друзьями, а потом начали спать вместе. Конец сказки.
– Вот только это не конец, – заявила Руби. – Это только начало. Мы с ним… я еще никогда не чувствовала ничего подобного. И я сто раз хотела всё тебе рассказать.
В фильме наступил День святого Валентина, и Миранда пыталась извиниться перед безутешной Кэрри, за то что слишком долго не рассказывала ей важный секрет.
– Проклятие, Кэрри Брэдшоу, я знаю. – Руби схватила пульт и выключила телевизор. – Ты не могла бы посмотреть на меня?
Я подтянула колени к груди, обхватила себя за плечи и посмотрела на Руби.
– Я не хотела причинять тебе боль, – сказала она.