– Всё началось с сообщений, – признался я. – И на этом мне следовало остановиться, но первое стихотворение…
– Ты о стихотворении, прочитав которое, я переспала с Коннором? Ты это стихотворение имеешь в виду?
– Я написал его не для Коннора. Я написал его для себя. Для тебя. Но ты его нашла, а Коннор сказал, что это он его написал. Это не оправдание, но так уж получилось. Богом клянусь. Я не сочинял этот стих ради того, чтобы с его помощью Коннор тебя соблазнил. Я разозлился, узнав, что Коннор его украл…
– Ты разозлился на Коннора, – повторила Отем. – И всё же ничего не сделал, чтобы меня остановить. Ты не рассказал мне правду.
– Я подумал, что уже слишком поздно, – сказал я. – Я тебя любил, но Коннора я тоже любил. Мне хотелось, чтобы вы оба были счастливы.
Мгновение Отем смотрела мне в глаза, ее руки безвольно опустились, потом она прижала кончики пальцев к губам.
– Что еще? Стихи. Письма из тренировочного лагеря?
– Телефонный звонок в Небраску.
– Телефонный звонок? После того, как у моего отца случился сердечный приступ? Это был ты?
Я выдержал ее недоверчивый взгляд, потому что это было меньшее, что я сейчас мог сделать.
– Это был я.
Отем пошатнулась, сделала шаг назад и присела на край дивана.
– Господи. Какой же идиоткой ты меня, наверное, считал.
– Нет, я…
– Ты сказал, что у тебя простуда, а я так боялась за отца, так устала, что плохо соображала, а ты этим воспользовался…
– Нет, клянусь, всё было не так, – возразил я, стискивая ободы колес инвалидного кресла. – Мне нужно было с тобой поговорить и мне хотелось, чтобы ты почувствовала себя лучше. Мне хотелось, чтобы ты поняла, что тебя любят, а Коннор, не мог этого сделать, черт возьми.
Она покачала головой, оперлась локтями о колени и запустила пальцы в волосы.
– Боже, я провела столько времени, мучаясь из-за Коннора. Сколько бессонных ночей… Сколько месяцев я ждала, волновалась и сомневалась в наших отношениях. Я провела День благодарения в его доме рядом с его родителями. Я выставила себя полной дурой, мечтая над этими проклятыми письмами.
«Доволен, Носочный Мальчик? Твои худшие страхи стали реальностью».
У меня защемило сердце. Именно этого я больше всего боялся: что, узнав правду, Отем начнет винить себя, хотя никакой ее вины во всём случившемся не было, она просто всем сердцем поверила нам.
– Ты не дура, – сказал я. – Ты поверила нам, и у тебя не было никаких причин нам не верить.
– Верно, потому что мне и в голову не могло прийти, что вы так со мной поступите. И не раз. Вы поступали так очень долго. Даже когда ушли на войну, даже когда попали в больницу… и потом, когда мы с тобой общались…
Она покачала головой, слезы капали ей на колени.
– Знаю, – сдавленно проговорил я. – Прошло слишком много времени, и казалось невозможным отыграть назад. Когда Коннор ушел, я подумал, что не нужно ничего делать. Всё равно в то время я не мог написать ни слова. Все мои слова умерли, и я думал, что уже никогда их не найду. Я думал, что, рассказав тебе правду, причиню тебе еще больше боли.
– Мне больно из-за всего этого! – закричала Отем, вскидывая голову. – Нельзя измерить степень и меру этой боли; есть то, что случилось, и всё случившееся ужасно. Ты заставил меня полюбить Коннора, а потом он ушел, забрав с собой все слова.
– Ты права, – сказал я и попытался взять ее за руку. – Ты права. Я совершил сотню ошибок, и у меня закончились оправдания. Я люблю тебя…
– Перестань это повторять! – Отем отдернула руку и встала. – Ты не имеешь права говорить это сейчас.
– Я должен. – Я повысил голос. – Мне нужно произносить эти слова своим собственным голосом. Последние несколько месяцев были лучшими в моей жизни. Я выжил только благодаря тебе.
– Нет…
– Клянусь Богом, Отем: всё, что я написал, всё, что мы говорили друг другу до сего момента, было правдой.
– Правда, – прошептала она. – Правда – единственное, что мне нужно, но она каждый раз выскальзывает из моих пальцев.
– Твоя любовь была настоящей, просто ты любила не Коннора. – Глаза защипало от слез. – Ты любила меня.
Наши взгляды встретились, и на миг мне показалось, что появилась надежда. Я видел в глазах Отем желание простить меня.
– Та ночь на диване, – проговорила Отем. – Боже, я еще никогда так сильно не хотела мужчину. Я винила текилу и одиночество, но в глубине души знала, что между нами было что-то большее.
– Так и было.
Она покачала головой, посмотрела в потолок.
– Я прямо спросила тебя, написал ли Коннор те письма, а ты ответил «да». Я спросила Коннора, он ли написал те письма, и он ответил «да». Я поверила вам обоим. Я вам доверяла. Но ты не доверил мне свои чувства. Я переспала с Коннором по собственной воле, но после этого осталась с ним и спала с ним снова и снова, из-за затеянной вами игры. Вы водили меня за нос до самого отъезда на фронт. И когда я уже думала, что между мной и Коннором всё кончено, начали приходить письма из тренировочного лагеря. Боже мой, Уэстон, я влюбилась в эти письма всем сердцем.
«Она влюблена в мою душу, а моя душа – это ты».
– Прости меня, Отем. Мне так жаль.
Она покачала головой, взгляд ее был прикован к окну, за которым уже темнела холодная ночь.
– Самое печальное в том, что Коннор замечательный человек. Возможно, нам и не предначертано было быть вместе, но ему не стоило всё это проделывать.
– Он видел в тебе то же, что вижу я, – тихо сказал я. – Он знал, что, получив твою любовь, должен сделать всё, чтобы ее удержать. Только полный дурак смог бы от тебя отказаться.
– Но моя любовь предназначалась тебе, Уэстон. Вся моя любовь. Всё это время. Всё это время я хотела быть с тобой, но теперь…
– Не говори, что уже слишком поздно. Пожалуйста. Я не могу… – Я умолк, не в силах закончить фразу. В глазах стояли слезы.
– Знаешь, – сдавленным от рыданий голосом произнесла Отем. – Я читала те чудесные письма из тренировочного лагеря и думала: «Боже мой, всё это ради меня. Эти невероятные мысли и чувства воплотились в стихи и посвящены мне, они продиктованы любовью… И всё это для меня».
– Они предназначались тебе, – хрипло подтвердил я. – И до сих пор предназначены. Каждое слово в тех письмах – правда.
– Потому что ты меня любил.
Голос девушки сорвался, и мое сердце облилось кровью.
– Да.
– Ты так сильно меня любил, что, вернувшись из тренировочного лагеря, ничего не сказал. – Ее полный боли взгляд рвал мою душу на части. – А мы с Коннором отправились прямиком в постель.
