На крыльцо взбежала Отем, ее щеки разрумянились от холода.
– Папочка приобщает тебя к своей новой жизненной философии?
Она чмокнула отца в макушку.
– Всё, что я ему говорю, он и так уже знает. Правда, Уэс?
Я кивнул, чтобы не огорчать Генри.
– Да, сэр.
Я только и умел, что сопротивляться. Всю жизнь я боролся, моя борьба началась сразу после побега отца. Я сопротивлялся изо всех сил, так что едва не уничтожил себя.
«Профессор Ондивьюж прав, – подумал я. – Моя броня слишком тяжела, и она никогда по-настоящему меня не защищала».
Дверь кухни открылась, изнутри повеяло теплом, запахом жареной курицы и свежего хлеба.
– Ужин почти готов, – объявила Линетт. – Трэвис, Отем, Уэстон, садитесь за стол.
Генри подмигнул мне. Этот дружеский жест так живо напомнил мне Пола, что я захлопал глазами, не понимая, нравится ли мне такое сравнение.
Я вздернул кресло на задние колеса, перевалил через порог кухни – словно поднялся на корабль, капитаном которого была Линетт. Трэвис присоединился к нам, как дисциплинированный член команды.
– Отем, стаканы! – скомандовала Линетт. – Трэвис, приборы! О, Уэстон. – Она поставила мне на колени стопку тарелок. – Отнеси-ка это в столовую.
Отем бросила на меня извиняющийся взгляд.
– Обычно она не нагружает гостей работой по дому.
– Так она показывает, что ты ей нравишься, – подсказал Трэвис, выкладывая на стол вилки, ножи и ложки. – Приобщает тебя к работе.
Мы заняли места вокруг полированного деревянного стола, Генри и Линетт разместились по краям, Трэвис – с одной стороны, мы с Отем – с другой. Висевший под потолком светильник «под старину» заливал стол мягким янтарным светом. Со всех стен на нас смотрели вставленные в рамочки фотографии семьи Колдуэлл. Приготовленная Линетт еда была простой, но я еще никогда не ел ничего вкуснее, даже ужин в отеле «Ритц» уступал стряпне миссис Колдуэлл. Запеченная курица, зеленая фасоль с огорода, салат и булочки. В нашей семье редко устраивали такие совместные ужины, когда я был ребенком. У нас было много пиццы, еды навынос и того, что моей матери удавалось добыть, когда она не пила.
Мне вдруг пришло в голову, что я не помню, когда в последний раз видел, чтобы мать пила что-то крепче пива.
«Она изменилась после знакомства с Полом».
– Куда вы двое сегодня вечером отправитесь? – спросил Генри, поочередно указывая вилкой на Отем и меня.
– Я думала показать Уэстону «Счастливый бильярд», – сказала Отем.
– Ага. Будете гонять шары? – Генри подмигнул дочери. – Покажите им, где раки зимуют.
Она улыбнулась.
– Посмотрим.
– Ты играешь в бильярд, Уэс? – спросил Генри.
– У меня лучше получается играть в дартс.
Трэвис вскинул голову.
– О, я неплохо играю в дартс! Сто лет не играл. Я пойду с ва…
– Да, ты хорошо играешь, – проговорила Линетт, не поднимая глаз от своей тарелки. – Жаль, что ты обещал починить ступеньку винтовой лестницы. В последнее время она сильно шатается.
Трэвис поморщился.
– Сейчас? Сегодня же суббота.
Отем прожигала брата взглядом, а Генри усмехнулся в свой стакан воды.
– Обещание есть обещание, – заявила Линетт. Она наколола на вилку кусочек курицы и подняла глаза. – Верно?
Трэвис ссутулился.
– Да, мэм.
Отем повернулась ко мне.
– Тогда остаемся только мы с тобой.
– Ага, – пробормотал я. – Только ты и я.
«Это свидание».
Ϛ.
После ужина Отем пошла наверх переодеться. Я перебрал свой нехитрый багаж и достал единственную рубашку, которую взял с собой на всякий случай – черную, дорогую и, вероятно, чересчур шикарную для похода в бильярдную.
Отем спустилась вниз, одетая в белое платье, усыпанное мелкими розовыми цветочками, ее распущенные волосы свободно ниспадали на плечи.
– Собираешься в «Счастливый бильярд» в этом? – фыркнул Трэвис. – Не слишком ты вырядилась?
– А ну цыц! – шикнула на него мать. В прихожей собралось всё семейство, дабы нас проводить.
«Потому что это настоящее свидание».
– Чудесно выглядишь, – сказала Отем.
– И ты тоже, – ответил я.
Дальше нам следовало бы пожать руки – такой натянутый и формальный поучился диалог. Увы, я ни на секунду не забывал, что отец Отем за мной наблюдает. Каким бы сентиментальным ни был Генри, уверен, он без колебаний оторвет мне кое-что ценное, если я обижу его дорогую дочурку.
– Наденьте куртки, – напомнила Линетт. – Ночью обещали дождь.
– Повеселитесь, – напутствовал нас Трэвис. – Только в меру.
– Хорошо, – сказала Отем, сдергивая с вешалки наши куртки. Выйдя наружу, она покачала головой. – Прости, мои родные чересчур навязчивы.
– Я рад, – ответил я и взял ее за руку, прежде чем она сошла с крыльца. – И ты вовсе не вырядилась. Ты сногсшибательно выглядишь.
Она сжала мою ладонь.
– Спасибо.
Мы замолчали, глядя друг на друга. Я видел, что мы оба чувствуем волшебство момента, что каждый хочет заговорить. Признаться. Если бы Отем сейчас сказала то, что, как мне казалось, могла бы сказать, это был бы самый идеальный момент в моей жизни.
Но то, в чем хотел признаться я, скорее всего, разрушило бы наши отношения.
Затянувшееся молчание закончилось.
– Идем? – едва слышно спросила Отем.
Я кивнул, поскольку то, в чем я хотел признаться, полностью убило мое красноречие.
– Ага.
Ϛ.
Отем привезла нас в центр Линкольна и припарковала машину своей матери возле «Счастливого бильярда». Она заглушила мотор, и с минуту мы просто сидели и смотрели на мигающие неоновые огни.
– Это место напоминает мне бар «У Янси», – тихо проговорила девушка.
– Мне тоже, – согласился я. – Не думаю, что готов играть в бильярд. Я думал, что это хорошая идея, но теперь не могу.
– Нет желания играть без Коннора?
– Ага, – признался я. – Точно.
Отем посмотрела на меня.
– Скучаешь по нему?
– Каждый день. Как будто я потерял часть себя самого. – Я побарабанил пальцами по нечувствительному бедру. – А ты?
Она снова посмотрела на неоновые огни, и ее лицо озарилось красным и золотистым.
– Мне недостает его веселья, но по печальным аспектам наших отношений я не скучаю. Его письма меня раздели, но его молчание оставило меня обнаженной. Открытой. В этом есть смысл?
