– Угадал, – многозначительно проговорила Отем. – Отменяются также круизы по гавани и девяносто процентов Тропы Свободы
[6].
– Бостон – старый город. Я этого ожидал.
– Тебя это не беспокоит? – спросила Отем. – Это чертовски беспокоит меня.
– Это заметно. – Я огляделся вокруг. – Может, продолжим этот разговор где-нибудь за пределами ванной?
Отем снова улыбнулась.
– Все лучшие беседы происходят именно в ванных комнатах и в отделах овощей и фруктов.
Она наклонилась, поцеловала меня в щеку и пошла обратно в главную комнату. Я покатил за ней, сопротивляясь желанию коснуться своей кожи там, где секунду назад были губы Отем,
В обеих наших комнатах был стол у окна, двуспальная кровать и огромный телевизор с плоским экраном, установленный на стене напротив.
– Уэстон, это довольно шикарная комната, – заметила Отем и раздвинула оконные шторы, так что открылся отличный вид на парк. – Пожалуй, даже слишком шикарная, на мой вкус.
– Не-а. Ты классно здесь смотришься.
Очаровательная улыбка девушки стала немного застенчивой.
– Я собираюсь быстренько освежиться, а потом поедем к твоему доктору. Вечером поужинаем?
– Ага.
– И куда пойдем?
Я улыбнулся.
– В какое-нибудь милое местечко.
Ϛ.
Мы взяли такси до Бостонского медицинского центра, а там нас направили в отделение ортопедии и вертебрологии, пятый этаж.
– Уверена, что не хочешь пока сходить в кафе или на экскурсию? – спросил я, зарегистрировавшись. – Это займет некоторое время.
– Нет, всё в порядке, – заверила меня Отем, листая брошюру о мышечных спазмах. – Тут есть что почитать, скучать не буду.
– Да уж, чтение захватывающее, – пробормотал я.
Девушка тронула меня за плечо; она была в синей водолазке, длинной черной юбке, сапогах и выглядела просто потрясающе.
– Ты в порядке?
– Конечно.
– Я имею в виду, ты нервничаешь?
– Не совсем, – признался я. – Знаю, врачи скажут, что мое состояние стабилизировалось. В больнице Уолтера Рида они говорили, что если и будет какой-то прогресс, то он проявится через шесть месяцев после травмы. Шесть месяцев уже прошли.
– Мне жаль, Уэстон.
Я передернул плечами.
– Просто хочу бороться до конца.
Отем сжала мою руку.
– Знаю.
Я вздохнул с облегчением. Отем никогда не промывала мне мозги душеспасительной ерундой, от которой я якобы должен был почувствовать себя лучше или ощутить вдохновение, чтобы мне веселее было жить своей новой жизнью, которую я не выбирал. Если мне хотелось унывать, Отем мне в этом не мешала.
«Какая ирония: рядом с ней я унываю всё меньше и меньше».
– Серьезно, осмотр займет часа два, а то и больше. Я должен показаться двум врачам.
– Всё нормально, – заверила меня Отем. – Я видела внизу небольшой «Старбакс». Куплю себе кофе и расположусь с удобством.
Я не стал настаивать. Хорошо, что Отем не спросила про второго врача – это был уролог, который наверняка станет обсуждать, как именно я теперь не смогу заниматься сексом.
Дверь кабинета открылась, вышла медсестра и, сверившись со списком, громко объявила:
– Уэстон Тёрнер?
– Задай им жару, – напутствовала меня Отем, напоследок крепко пожимая мое плечо.
Меня провели в кабинет и велели переодеться в длинную больничную рубашку. Через несколько минут пришел доктор Серенак, довольно молодой, совершенно лысый врач. Он держался очень дружелюбно, любил задавать вопросы и сам же на них отвечал, донося таким образом информацию до пациента. Доктор внимательно меня осмотрел, потом спросил, как я адаптируюсь к коляске, нет ли у меня пролежней и мышечных спазмов.
– Они меня уже достали, постоянно случаются, – ответил я, имея в виду спазмы. – Почему я не чувствую боли в ногах, но чувствую эти чертовы спазмы?
– Я пропишу вам кое-что, – сказал доктор Серенак. – Но массаж и акупунктура тоже могут помочь.
– Опять иголки, – пробормотал я. – С ума сойти.
Доктор пощупал мое бедро, но я ощутил лишь едва уловимое нажатие. Потом он осмотрел мою спину и нажал пальцем на один из шрамов, оставшийся от пулевого отверстия.
– О, черт! – воскликнул я. Меня как будто ожгло льдом и одновременно окатило жаром. – Что вы только что сделали?
– Так больно?
– Нет, – ответил я. – Просто горячо… и в то же время холодно.
И как будто там что-то двигается. В смысле, я чувствую это в верхней части спины и в груди. Что это?
– Рефлекторное ощущение, – сказал доктор Серенак. – Это последствия реорганизации ваших чувствительных проводящих путей, там, где заканчивается здоровая часть спинного мозга и начинается поврежденная. – Он продолжил осмотр. – Некоторые пациенты с травмами спинного мозга отмечают, что стимуляция этой зоны вызывает приятные ощущения.
– Я трогал это место сотни раз, и раньше ничего подобного не чувствовал. Это значит, ко мне возвращаются ощущения?
– Реорганизация проводящих путей может занять не один месяц. Прогресс ли это? Не обязательно. После осмотра я скажу, как наши дела.
«Так же, как и всегда: я прикован к инвалидному креслу».
Доктор потыкал мои ноги шестидюймовыми иглами, чтобы проверить, чувствую ли я боль и надавливание. Я затаил дыхание, чувствуя, как отчаянно бьется сердце, и надеялся, что мой мозг распознает боль. Ничего. Давление чувствовалось, а боль – нет. Я знал вердикт еще до того, как доктор Серенак его огласил.
– Думаю, можно с уверенностью заключить, что ваша неполная травма спинного мозга стабилизировалась, – сказал врач. – Что это для вас означает? Вероятно, вы не увидите никаких значительных улучшений, коль скоро сенсорная и двигательная функции отсутствуют.
– То есть на этом всё, – проговорил я.
Врач кивнул.
– Да. Но сейчас есть потрясающие разработки в области робототехники. У вас неплохой мышечный тонус; вы поддерживаете себя в хорошей форме. Если вам это интересно, я внесу вас в список участников испытаний, которые начинаются этим летом.
– Испытаний чего? – вяло спросил я. В голове снова и снова звучали слова: «На этом всё».
– Новые технологии позволяют парализованному человеку ходить при помощи роботизированного экзоскелета, который крепится на поясе, ногах и ступнях. Думаю, вы стали бы отличным кандидатом.
