– Поэтому я должна кое в чем признаться. Это прозвучит ужасно.
– Ладно.
– Мне недостает нашей дружбы больше, чем того времени, когда я была девушкой Коннора.
В его сине-зеленых глазах впервые зажглась искорка.
– Отем…
– Это правда. И той ночью на диване…
– Не надо.
– Я должна. Та ночь была именно тем, что ты сказал. Я слишком много выпила, мне было одиноко и страшно. И… – давай будем реалистами – ты ослепительно красив, а я просто смертная девушка.
Уэстон озадаченно нахмурился, словно мой комплимент не имел никакого смысла, хотя жилка у него на шее забилась чаще.
– Я всегда чувствовала между нами некую связь, – продолжала я. – Я собираюсь упорно трудиться и поступить в Гарвард. Это не обсуждается, но… было бы хорошо, если бы мы смогли остаться друзьями.
Уэстон вздохнул и провел рукой по волосам. Взгляд его снова потяжелел, и когда он заговорил, голос звучал низко, как будто речь давалась ему с трудом.
– Я сейчас… мало на что годен, – произнес он. – И в ближайшее время ничего не изменится. Именно поэтому я так ужасно вел себя с тобой в Балтиморе.
Я сцепила пальцы, подавляя безудержное желание взять Уэстона за руку.
– Я знаю, тогда в больнице ты был подавлен, и мне кажется, я слишком быстро сдалась. Слишком быстро.
Он медленно покачал головой.
– Не трать на меня свои чувства, Отем.
– Что это значит?
– Слушай, я рад, что ты подошла поговорить со мной. Было очень приятно с тобой пообщаться, но я не могу снова так с тобой поступить.
– Как поступить?
– Причинить тебе боль. По словам моего психолога, у меня сейчас душевный разлад. Не хочу утянуть тебя за собой.
– Ты никуда меня не тянешь, – возразила я. – Друзья поддерживают друг друга в трудные времена, несмотря ни на что.
– То есть за твой счет.
– Если я пройду мимо, это обойдется мне дороже.
– И всё-таки ты должна пройти мимо. Ради твоего же блага.
Я покачала головой.
– Всё происходящее с тобой сейчас тебе в новинку. Ты просто еще не привык.
Глаза Уэстона сердито вспыхнули.
– Я не собираюсь читать тебе нотации…
– Так не читай. Я вполне освоился и знаю, что мое нынешнее положение – полный отстой. Половина моего тела не работает так, как должна. Я уже чувствую, что прикован к этому креслу до конца своих дней, и это при том, что вся жизнь еще впереди.
– Но тебе не обязательно проходить через всё это в одиночку. – Я всё-таки подалась вперед и взяла Уэстона за руку. – Я хочу помочь.
– Конечно, – кивнул Уэстон. – Помощь другим у тебя в крови. Такой уж ты человек. – Он тоскливо посмотрел на наши соединенные руки, и у меня защемило сердце от боли. Трещина в моем сердце стала еще шире, когда рука Уэстона соскользнула с моей. – Мне не нужна твоя помощь. В Балтиморе я повел себя с тобой как моральный урод и прошу за это прощения. Но я не отказываюсь от тех своих слов.
– Уэстон…
– Пожалуйста, – хрипло проговорил он. – Я не могу встать и уйти. Это придется сделать тебе.
Его голос прозвучал глухо, в нем слышалась боль, она блестела в его глазах.
– Отем, тебе нужно сделать то, на что не способен я. Вставай и уходи.
Глава шестнадцатая
Уэстон
Ноябрь
– Какой милый ресторан, – сказала Ма. – Ты уверен, что можешь себе это позволить?
– Да, Ма, не волнуйся, – ответил я уже в сотый раз за вечер.
Благодаря Коннору я мог себе позволить водить Ма и Пола в «Ростан» хоть каждый вечер, а не только на День благодарения. В ночь, когда ушел Коннор, он сказал, что перевел на мой банковский счет небольшую сумму. «Небольшая сумма» оказалась четвертью миллиона долларов.
До сих пор я видел такие суммы только в учебниках по экономике. Я не рассказал об этом ни одной живой душе, потому что идея принять чужие деньги мне претила. С другой стороны, я нуждался в этих деньгах, и из-за этого ненавидел себя еще больше.
Я до сих пор сомневался, что в будущем смогу найти работу. Привыкание к инвалидному креслу и тренировки, позволяющие моему телу адаптироваться к неизменно сидячей позе, превратились в медленный, мучительный процесс. Я постоянно прилагал усилия, чтобы держаться прямо и сохранять равновесие. Три раза в неделю я вкалывал на сеансах терапии, но боли и мышечные спазмы стали моей ежедневной реальностью.
И, боже мой, мои руки находились в ужасном состоянии. Запястья всё время пачкались, из-за того что я целый день крутил колеса кресла. Ладони и кончики пальцев покрылись волдырями.
«Грязные руки и хронические боли. Проклятие, кто захочет нанять меня на работу?»
– От Коннора по-прежнему нет вестей? – спросила Ма, обмакивая креветку в соус. Я покачал головой, и Ма недоверчиво уставилась на меня. – Не верится, что он до сих пор не вернулся. Я могу понять его желание взять паузу, но на несколько месяцев?..
– Ему тяжело, – заметил Пол. – Он вправе молчать столько, сколько захочет.
Ма отсалютовала мне своим стаканом воды.
– Уэс страдает не меньше, но он здесь, работает до седьмого пота на реабилитации и усердно учится. – Она отхлебнула воды. – Как бы то ни было, я горжусь тобой, малыш, потому что ты не сдаешься.
– Присоединяюсь. – Пол тоже отсалютовал мне стаканом воды, и они с Ма чокнулись.
Уже не в первый раз я задался вопросом: что Пол Уинфилд нашел в моей матери. Он искренне смеялся над ее шутками, а когда она наклонялась к нему, чтобы салфеткой промокнуть ему усы, в глазах Пола светилась искренняя радость. И глаза Ма тоже сияли.
«Полагаю, не все мужчины грязные отбросы, а, Ма?»
Настроение резко ухудшилось. Вполне возможно, я тоже смог бы осчастливить какую-то женщину, если бы с детства не считал себя таким же дерьмом, каким был мой родной отец.
«Жалеешь себя, Носочный Мальчик? Ты здорово изгадил жизнь Отем, так что, возможно, Ма была права».
Подали основное блюдо, и Ма с Полом принялись за филе-миньон, а я стал ковырять вилкой жареного цыпленка.
– Ты сегодня такой молчаливый, Уэс, – заметил Пол. – Как у тебя дела?
– Отлично.
Пол поджал губы.
– Не хочешь ни о чем поговорить?
– Не-а.
«Ага».
Моя одинокая, монотонная жизнь – пустой дом, занятия, реабилитация, снова дом – начинала на меня давить. Именно я предложил устроить ужин в честь Дня благодарения в ресторане. Не только потому, что в маленький бостонский дом Ма было трудно втиснуться в инвалидном кресле, но еще и потому, что мне хотелось с кем-то поговорить. Хотелось вернуть в свою жизнь слова.