У меня округлились глаза.
– Что?
– Уэстон снова поступает на старший курс.
«Я увижу их. Их обоих».
На одну головокружительную секунду теплое счастье наполнило мою грудь, но потом его вытеснила сложная, холодная реальность.
«Ты даже не понимаешь, что каждый из них значит для тебя; к тому же они всё равно не хотят тебя видеть. Придерживайся своих обетов».
– Дрейки нашли для них новую квартиру в Амхерсте, – продолжала Руби. – Ну, знаешь, приспособленную для инвалидного кресла Уэса и других потребностей.
– Но это хорошие новости, – воскликнула я. – В смысле, для их дружбы. Коннор не согласился бы жить с Уэстоном, если бы они не разговаривали.
Руби пожала плечами и допила свое вино.
– Полагаю, так и есть, но Коннор до сих пор отказывается произносить имя Уэса. Честно говоря, я не знаю, о чем он думает. Думаю, что он и сам не понимает, что у него в голове, но, черт возьми, хочется надеяться, что родители опомнятся, пока он не наломал дров.
– Боже, Руби, не говори так.
Подруга повернулась ко мне и вздохнула.
– Я знаю, всё, что произошло между вами двумя – и между тобой и Уэсом тоже – очень больно. Коннор разбил тебе сердце. Я не виню тебя за то, что ты хочешь защитить себя, но эти двое пострадали больше всех. Они были ранены, вырубились на поле боя, а очнулись в больнице. Они контуженные, понимаешь? Может быть, всё немного устаканилось, и ты могла бы?..
– Могла бы что? Попытаться вернуться к Коннору? Я понятия не имею, что это значит – быть с ним. И я не понимаю, что чувствую к Уэстону, за исключением нескольких минут, когда я в пьяном угаре так сильно его хотела, что казалось, того и гляди умру. Откуда взялись эти чувства?
– Голосую за текилу.
– Я тоже так думала, но… Это было нечто большее.
Руби открыла было рот, чтобы что-то сказать, но я ее перебила.
– Нет, с меня хватит. Они оба мне небезразличны, но…
– Но и ты до сих пор немного контужена, – заключила Руби. – Это я вижу. И не предлагаю тебе ни к кому возвращаться, просто чувствую, что тебе не мешало бы поговорить с ними обоими – от этого никому хуже не будет.
Я вздохнула, оторвала ниточку, торчавшую из диванной подушки.
– Мне прислали электронное письмо из Департамента помощи семьям военнослужащих. Я всё еще в их списке. Примерно через десять дней Коннор и Уэстон будут на церемонии вручения «Пурпурного сердца».
Руби кивнула.
– Виктория пригласила меня, но я к тому времени уже уеду. Может, тебе стоит пойти. Это же официальная церемония, верно? Никто не станет устраивать сцен. Приходишь, здороваешься, желаешь им всего наилучшего, переворачиваешь эту страницу своей жизни. В противном случае, каждый раз ступая на территорию кампуса, ты будешь изводить себя и гадать, не столкнешься ли с Коннором или с Уэстоном. А ты будешь себя изводить. Амхерст – маленький город.
Она наклонилась и похлопала меня по руке.
– Знаю, ты всегда стремишься двигаться дальше, но, учитывая всё, что вы пережили с Коннором – и что бы ни случилось между тобой и Уэстоном, – я думаю, вы заслуживаете взрослого разговора. Даже если в итоге это будет просто признание, что ты всё еще здесь, и у тебя есть на это полное право, понимаешь?
Я кивнула.
– И с Коннором, и с Уэстоном я рассталась так… рвано и грубо. Даже не знаю, стоит ли оно того.
– До церемонии еще больше недели, – напомнила Руби, ища на журнальном столике пульт от телевизора. – Еще есть время подумать. А между тем на следующие четыре дня ты моя, и «Десять причин моей ненависти» сами себя не посмотрят.
– Я подумывала посмотреть «Корону».
– Скукотень. Мне нужен Хит Леджер, земля ему пухом, и он мне нужен сейчас.
Я улыбнулась и свернулась калачиком рядом с подругой.
Мы пили вино, доедали мороженое и смотрели фильм. И в течение нескольких благословенных часов я думала исключительно о своей лучшей подруге, о том, как сильно люблю ее и как буду по ней скучать. Пусть скоро она будет за полмира от меня, она всё равно у меня есть. Навсегда.
Глава двенадцатая
Уэстон
За окном серебристого седана Пола пролетали западные земли штата Массачусетс.
– Я очень горжусь тобой, – сказал сидевший за рулем Пол. – Знаю, я, наверное, уже все уши тебе этим прожужжал, но я всё равно тобой горжусь. Ты не только прошел реабилитацию, но и возвращаешься в университет.
Я издал нечленораздельный горловой звук.
– Ма права в одном, – ядовито проговорил я. – Вступив в армию, я действительно решил проблему с оплатой последнего курса.
Мою учебу оплатили, я был сыт по горло шестью неделями интенсивной терапии в Амхерсте, вдобавок мне выписали миллион лекарств – всё это за счет армии.
– Ты большой молодец, что вернулся, – продолжал Пол. – Больше, чем сам представляешь…
– Ага, ну, я же получаю свой экономический диплом только потому, что больше всё равно ни на что не годен. Например, как я буду работать?
– Ты мог бы найти работу.
– И чем я буду заниматься?
– Есть много возможностей. У тебя так много талантов.
Я фыркнул. Раньше я хорошо бегал и неплохо сочинял, а теперь обе эти двери передо мной закрыты и заперты навсегда.
– Получу какую-нибудь сидячую работу, буду подгонять цифры, – сказал я. – Зачем нужна способность ходить, если можно до конца своих дней сидеть в небольшой конуре?
Пол покосился на мою мрачную физиономию.
– Во время реабилитации ты работал до седьмого пота. Ты добился больших успехов.
Я промолчал, и Пол попробовал зайти с другой стороны.
– Отем тоже возвращается в Амхерст, да?
Я пожал плечами, чувствуя, что взваленная мне на спину ноша потяжелела фунтов этак на тысячу. Нужно было перевестись в другой университет, дать Отем возможность жить дальше, не видя, как я разъезжаю по кампусу в своей коляске.
– Не знаю, что случилось в ту ночь, накануне отъезда Отем из Медицинского центра имени Уолтера Рида, но, надеюсь, вы двое…
– Нет никаких «нас», – рявкнул я. – Для нее же будет лучше держаться от меня подальше.
– А как же ты? Тебе без нее лучше?
– А это имеет какое-то значение?
– Для меня имеет, – ответил Пол. – Она чудесная девушка и печется о тебе.
Я скрипнул зубами.
– Мне нечего ей предложить.
– А как же дружба? – Пол улыбнулся мне уголком рта. – Правда, ты сейчас не самый веселый человек на свете.
«Нет, я Амхерстская Задница, версия 2.0, и полон желчи, как никогда прежде».
