– Я не виноват, – тихо сказал механик.
– А кто виноват?
– Не знаю. Крепления тросов были в порядке. При изготовлении мы заложили в конструкцию пятикратный запас прочности. Даже у самолетов намного меньше.
– Ваш «самолет» упал, и это произошло по вашей вине. Конечно, мы во всем разберемся, но именно вам, механику сцены, вменялось в обязанности следить за надежностью конструкции и осуществлять ее безаварийную эксплуатацию.
– Вчера с крепежом все было в порядке. Я проверял.
– Почему только вчера?
– Открытие сезона. Все делали загодя.
– Сегодня проверяли?
– Зачем?
– Вам объяснить или сами догадаетесь?
– Перед спектаклем гроб только подцепили к тросам и подняли на постамент.
– А до этих пор где он стоял?
– За кулисами, на полдороге в «карман».
Тяжело топая каблуками, к гримерке подошла крупная женщина, затянутая в строгий костюм.
Заметив ее, Петрушанская отстранилась от двери:
– Здравствуйте, Валентина Ивановна.
– Что там?
– Допрашивают механика сцены. – Примадонна представила ей Лионеллу: – Актриса Баландовская.
– Вижу. – Валентина Ивановна приоткрыла дверь и заглянула в гримерку: – Можно?
– Ну, кто там еще?.. – недовольно спросил следователь.
– Я директор театра.
– Фамилия?
– Ефтеева.
– Заходите.
Директор вошла в гримерку, и вслед за ней туда заглянула Петрушанская:
– Разрешите спросить…
– Спрашивайте.
– Что делать нам, артистам?
– В каком смысле?
– Идти домой или оставаться в театре?
– Вы были на сцене? – спросил следователь.
– Смотрели спектакль из зала.
– Можете идти. С вами встретимся завтра. И пожалуйста, закройте дверь с другой стороны.
* * *
В пустынном фойе первого этажа у гардероба прохаживался одинокий мужчина.
Заметив его, Петрушанская шепнула:
– Художник-оформитель, тоже москвич.
– Мы знакомы, – сказала Лионелла. – Это – Кирилл Ольшанский.
– Неужели? – Примадонна перевела на нее взгляд и округлила глаза. – Искренне завидую. Будь я моложе… – Она не закончила фразу и, подойдя к Кириллу, представилась:
– Петрушанская…
– Ну кто же не знает вас, Зинаида Ларионовна. – Ольшанский поцеловал ей руку: – Я здесь всего несколько дней, но слышал о вас много хорошего.
– Какой любезник!
– Этого у него не отнять, – прокомментировала Лионелла и спросила у Кирилла: – Слышал, что случилось?
– Мне рассказали. Я поздно вышел из декораторской.
– Ну что же, я с вами прощаюсь, – Петрушанская помахала рукой. – Меня ждет такси.
Она ушла, Лионелла и Кирилл остались вдвоем.
– Едем в гостиницу? – предложила Лионелла.
– Идем пешком, здесь не так далеко.
Они вышли из театра.
Было начало осени, стояла теплая погода, и деревья только-только начинали желтеть. Прогулка была бы приятной, если бы не пришлось говорить о неприятных вещах.
Кирилл спросил:
– Ты была в зале?
– Сидела в директорской ложе вместе с Петрушанской.
– Как все случилось?
– Гроб подняли вверх, и он стал раскачиваться. Потом оборвался трос, за ним – все остальные, и гроб с Кропоткиной улетел в зрительный зал.
– Еще кто-нибудь пострадал?
– Погибла только Кропоткина. Ты ее знал?
– Пришлось однажды столкнуться.
– Где? – спросила Лионелла.
– Рядом с театром есть караоке-бар. Иногда захожу туда, чтобы поужинать. Однажды встретил там Мезенцева…
– Местного сердцееда?
– Ты все уже знаешь, – усмехнулся Кирилл.
– И что же Кропоткина?
– Она была с Мезенцевым, он нас познакомил.
– Они были вдвоем?
– За их столом сидело много народу, все – из театра. Кажется, отмечали чей-то день рождения. Но Кропоткина все испортила.
– Как?
– Подралась в очереди к микрофону. Было смешно. – Кирилл улыбнулся и заметил: – Слышал, что она была скандалисткой.
– А разве это что-то меняет?.. – глубокомысленно проронила Лионелла. – Она жила, а теперь ее нет.
– Ты права. Смерть – это всегда грустно.
– Когда я узнала, что ты здесь, подумала, что это судьба, – сказала Лионелла. – Но потом решила, что ты все подстроил.
– Теперь хочешь знать правду? – усмехнулся Кирилл. – Ни то ни другое.
– И все же…
– Когда мне предложили эту работу, я отказался.
– А потом?
– Узнал, что здесь будешь ты, и подписал договор.
– Только из-за меня?
– Не только. Ты знаешь, в финансовом плане я всегда на мели.
– Смешно. – Лионелла невесело улыбнулась. – Жить через забор друг от друга и встретиться за триста километров от Москвы.
– Надолго приехала? – спросил Кирилл.
– Примерно на три месяца. Пока будем репетировать, я буду здесь. Потом – только приезжать на спектакли.
– За три месяца здесь ты сдохнешь от скуки, Машка.
– Не сдохну. В крайнем случае на пару дней уеду в Москву. Да и чем моя жизнь в Барвихе отличается от этой? В Барвихе еще скучней.
– Ну, это вопрос спорный.
– У нас с тобой разные жизни, Кира. Тебе там, может, и весело.
– А когда-то все было общим: и жизнь, и любовь, и веселье…
– Того, что было, уже нет. И заметь: не по моей вине, – сказала Лионелла.
– Я за свои ошибки заплатил.
– А как же иначе? С небес видно все. Ничто не остается без наказания. Таков закон жизни.
– Иногда наказание похоже на казнь.
– Не твой случай, Кира. Ты – гедонист: живешь только для того, чтобы получать удовольствие.
– Много ты знаешь.
За разговорами они дошли до гостиницы и остановились у входа.
– Ты иди, а я прогуляюсь, – сказал Кирилл.
– С чего это вдруг? – спросила Лионелла.
Он взял ее за воротник, притянул к себе и прошептал, касаясь губами ее губ:
