Она свернула мешок, привычно закрепила на поясе — так удобней нести, — и первой направилась к двери.
Как вдруг та распахнулась.
На пороге стоял давешний ифленец. Темери отшатнулась — руки и грудь его были залиты алой кровью, кровавые брызги были даже на лице, которое, впрочем, сохраняло каменное выражение. Темери внутренне сжалась от мгновенно ожившей картины из далекого прошлого. У тех солдат тоже были жесткие злые взгляды. И руки — в чужой крови. Мир соскальзывал в прошлое, вновь готовый перевернуться, и чтобы сдержать собственное взбесившееся воображение, Темери резко выдохнула и отступила на шаг. Руки до белых костяшек вцепились в посох — никогда никто из беловолосых морских червей не причинит ей вреда. Никогда больше.
Взгляд ифленца скользнул по ней, задержавшись на посохе. Остановился на монахине. Вдруг он тряхнул головой и тихо сказал:
— Пресветлая… я прошу помощи и заступничества у Золотой Матери для духа убитого сегодня Роверика та Эшко. И… мне нужно… мне надо услышать его ответ. Я знаю, служители это могут.
Голос его звучал глухо, в глаза женщинам он не смотрел и стоял так, словно тоже, как Темершана, был готов к немедленной схватке. И все же в словах ифленца не было просьбы. Одна уверенность в том, что и ореченная, и сама пресветлая служительница ему не откажут.
Темери заставила себя расслабиться, опустить плечи. Этого было мало, и она по-прежнему видела в беловолосом чужаке угрозу. Но сейчас она не имела права показать ему свою ненависть.
— Идемте, госпожа та Сиверс, — вздохнула монахиня. — В такой просьбе не отказывают.
В гостинице все было почти так, как сказал сынишка лавочника. Кровь в гостевом зале у лестницы, кровь на ступеньках, ведущих к комнатам постояльцев. Темери редко бывала здесь, но прекрасно помнила главный гостиничный зал. А вот в комнатах наверху ей бывать не приходилось.
У лестницы, под темным худым плащом, лежал труп. Виднелись лишь ноги в разношенных старых сапогах. Где-то плакали женщины. Но это за стеной или на кухне — сам зал был пуст.
— Это местный кузнец, — пояснил ифленец. — он погиб первым.
Из глубины дома вышел хозяин. Вот у него все было написано на лице крупными буквами — и ужас от пережитого, и облегчение, что все плохое уже закончилось, и надежда, что когда трупы закопают, а столичные ищейки поймают убийц, все снова станет как прежде. Темершана не верила в «как прежде». Она точно знала, что «как прежде» не будет никогда.
— Господа… госпожа та Сиверс, и вы, пресветлая… входите! Такое горе… и ведь никто толком ничего не видел. Я уж порасспросил прислугу… но час был ранний.
— Где тело вашего друга? — спросила монахиня у ифленца. Тот указал на лестницу.
Женщина, осенив знаком малого круга лестницу и тело под ней, начала подниматься. Темершана последовала за ней.
Она старалась выглядеть так же строго и отрешенно, как монахиня, но чувствовала, что не получается. Все вставали перед глазами окровавленные руки и каменное лицо беловолосого аристократа.
Хозяин, взявший на себя инициативу, обогнал их на ступенях, чудом не замаравшись в крови, толкнул одну из ближайших дверей. Это была простая деревенская дверь, собранная из плотно подогнанных досок, и недавно покрашенная в синий цвет. Таких дверей здесь было с полдюжины: маленькая гостиница на окраине страны, больше комнат никогда не требовалось.
— Вот, — почти шепотом сказал хозяин.
Темери увидела на полу тело молодой красивой женщины в дорогом платье. Светлые локоны и разрез глаз не давали усомниться, что она тоже родом с Ифленских островов, она тоже чужая здесь. Но первым делом, конечно, бросалось в глаза то, как именно она была убита.
Темери невольно прикусила костяшки пальцев и только каким-то чудом не отвернулась. Даже успела украдкой взглянуть на пресветлую — что она подумала, что почувствовала?
Женщина на полу была не просто связана. Она еще была привязана прочной веревкой к чугунному столбику, удерживавшему простой темный балдахин, наверное, именно из-за веревок и не упала… совсем.
А еще у нее была почти оторвана голова. Запрокинута, вывернута под неестественным углом. Шея разорвана, видна белая гладкая кость.
То, что женщина была связана и так погибла, не имея шансов защититься, заставило Темершану метнуть на ифленца яростный взгляд. Но тот даже не заметил. Он смотрел в дальнюю часть комнаты — туда из-за балдахина взгляд Темери проникнуть не мог. А вот уже вошедшая пресветлая сестра и ифленец стояли дальше от входа и видели все помещение целиком.
Взгляд пресветлой сестры полнился скорбью и сожалением:
— Они не ведали, что готовы ступить в теплый мир…
— Она связана. — Темери постаралась, чтобы голос звучал холодно и ровно. Получилось.
— Да, — нетерпеливо кивнул ифленец. — Конечно, это я ее связал. Она — наемная убийца и сообщница старика, судьбу которого ваша… Золотая Мать Ленна еще не решила.
Темери опустила взгляд. Женщина не казалась опасной — чистая кожа, красивая линия губ и бровей… красивая, молодая. Сильная. Мертвая.
Что она могла бы сказать живым?
Темери наконец вспомнила, что ее сюда позвали не из-за этой мертвой красавицы. Она осторожно перешагнула подол ее тяжелого дорогого платья и разглядела то, что скрывалось за массивной кроватью. Еще одно тело.
Сначала она подумала, что перед ней совсем молодой ифленский юноша — нескладное длинное тело, худое лицо, на котором больше всего места занимали широко открытые блестящие серые глаза. Возле трупа лежал чистый не то короткий меч не то длинный нож, пальцы все еще тянулись к рукоятке.
Этот пытался защищаться и умер иначе — его несколько раз проткнули чем-то насквозь. Ткань дорогого камзола пропиталась черной кровью.
Темери пригляделась и поняла, что первое впечатление ее обмануло. Этот человек не был юн, пожалуй, он мог быть ровесником того, другого. Просто немилосердные боги холодных Ифленских островов обделили его и силой, и мужской привлекательностью.
— Он был ученый, — подтвердил ее мысли ифленец. — изучал ветра и течения побережья, рисовал карты. Умел предсказывать по звездам.
И вдруг невесело усмехнулся:
— Наверное, он был не лучшим предсказателем, а то смог бы предвидеть это все.
— Гадатель не может видеть собственную судьбу, — без осуждения поправила его пресветлая. — Обождите, благородный чеор. Мне надо подготовиться…
— Я могу помочь? — спросил ифленец.
Темершана знала, что для него самого же было бы лучше, если бы он сейчас ушел. Магия Золотой Матери не всегда легко дается мужчинам, а тем более — чужакам. Но из чувства досады, а еще потому что так и не поверила в злонамеренность убитой женщины, она предпочла промолчать. Хоть так пусть почувствует, что испытали люди, которых ему довелось убить. Ведь он не мальчишка, наверняка участвовал в той войне. Наверняка на его счету не один десяток невинных жертв.
