Но я не сделаю этого.
Потому что знаю – эту воду она несет не для себя.
Я не заберу у Алиссы ее стакан. И тому есть веская причина. Сегодня так много людей вокруг меня потеряли то единственное, что у них еще оставалось от чувства гуманности. Я же – наконец – это чувство обрела.
50) Алисса
Гарретт там, где я оставила его – на вершине холма, возвышающегося над горящим лагерем. Он привалился к дереву; голова свесилась набок, глаза превратились в щелочки. Неужели он умер? Я не чувствую его дыхания! Неужели это все?
– Гарретт! Гарретт! Я здесь!
Становлюсь на колени рядом с его неподвижным телом. Поднимаю стакан к его губам. Лью по капле. А что, если он не станет глотать? Как он проглотит воду, если он уже умер?
Несколько капель вытекают из уголка его рта. Как же медленно я все делала! Как только я увидела стакан с водой, я должна была выхватить пистолет и застрелить эту женщину. Вот что нужно было сделать. Это дало бы мне выигрыш в десять секунд. Десять секунд, которые спасли бы жизнь моего брата. Глотай же, Гарретт! Глотай, черт бы тебя побрал!
Гарретт начинает кашлять. Глаза его слегка приоткрываются.
– Это вода, Гарретт! – говорю я. – Глотай!
– Я пытаюсь, – хрипит он. – Но это так трудно!
Гарретт закрывает глаза, с усилием глотает. Я наливаю ему в рот еще немного воды. Он глотает снова. Я выливаю остатки. Теперь глотать ему несколько легче. Выглядит он не лучше, чем до этого. И сил у него не прибавилось. Но я знаю – вода в нем есть. Вода впитывается в тело быстрее, чем что-либо другое. Она за считаные минуты разойдется по его телу – особенно сейчас, когда он так обезвожен. Тело Гарретта впитает воду, как губка.
– И это все, что у тебя есть? – спрашивает он, и я не могу удержаться от смеха.
– Скоро будет еще, – говорю я.
И только сейчас я смотрю туда, где до этого был лагерь. Жаки и Келтон поднимаются по склону и идут ко мне. Огонь ползет в сторону деревьев с ужасающей скоростью.
– Та старая женщина выбралась из фургона? – спрашиваю я. Теперь, когда я дала Гарретту воды, сфера моей обеспокоенности простирается чуть дальше, чем его жизнь.
Келтон смотрит на меня, потом на Жаки.
– Там что, была старая женщина? – спрашивает он.
Я смотрю на лагерь. Фургон и кусты вокруг него охвачены пламенем. Дверь фургона по-прежнему открыта – так, как я ее оставила. Криков я не слышу. Ну, а если бы и слышала – что бы я смогла сделать? Тропинка к лагерю полностью перекрыта огнем.
– Нужно уходить, – говорит Келтон.
Я наклоняюсь, беру Гарретта на руки и иду к грузовику, пытаясь забыть, что когда-то видела это место. Хотя забыть его будет непросто.
51) Келтон
Жаки не может вести машину. Ладони ее распухли, как воздушные шары. Она попыталась прикоснуться к рулевому колесу, но тотчас же отчаянно закричала. Если выбирать между Алиссой и мной, то я – меньшее зло. У нее нет даже ученических прав, а у меня есть. Несмотря на то, что отец говорил, что право водить машину я еще должен заслужить, время от времени он привозил меня на пустые стоянки и понемногу учил вождению. По его словам, за эти недолгие уроки, пока мы с ним гоняли по парковкам, я угробил около двадцати воображаемых машин. Хорошо, что здесь, в лесу я должен опасаться только деревьев.
Я включаю переднюю передачу. Алисса сидит рядом со мной – она будет управлять коробкой передач; я же все внимание направлю на дорогу.
Нас бросает из стороны в сторону. Шестерни трещат. Боками мы задеваем деревья, прыгаем на камнях. Жаки ругается, когда бывает вынуждена рефлексивно хвататься за сиденье, чтобы не слететь на пол кабины. В зеркало я вижу Гарретта. Выглядит он не так ужасно, как до этого – просто скверно выглядит, как и все мы.
Как же я устал! Легкие мои горят от дыма, который я вдохнул во время пожара. Угарный газ. Он цепляется к эритроцитам, как и кислород, но, в отличие от него, не позволяет красным кровяным клеткам двигаться. Клетки становятся бесполезными. Вот почему люди, надышавшись дыма, умирают. В их крови не хватает эритроцитов, способных нести кислород в мозг. Я не теряю сознания, а потому знаю – сколько бы угарного газа я ни вдохнул, он не должен меня убить. Но есть масса прочих вещей, способных меня прикончить. И, прежде всего, это я сам, сидящий за рулем.
Как трудно держать глаза открытыми. Но я должен!
Мы выезжаем на вершину очередного холма и начинаем спускаться вниз по его склону. Но этот склон значительно круче, чем предыдущие. Нужно было посмотреть карту. Как я мог забыть?
– Осторожно, Келтон! – говорит Алисса.
Я давлю на тормоза, и мы начинаем скользить юзом. Уклон градусов в тридцать. Колеса едва цепляются за грунт. Тормоза не помогают, и ничто не позволяет нам замедлить спуск. Остается только как-то пытаться увернуться от деревьев и валунов, встающих на пути.
– Келтон! – кричит Жаки. – Ты теряешь управление!
Как будто я и без нее не знаю! Я резко поворачиваю вправо, и боком мы скребем по дереву. Резкий поворот влево, и машина переваливает через булыжник, такой большой, что он скрежещет по днищу машины. А склон становится еще круче, и с этим я ничего не могу поделать. Увы, гравитация диктует нам свои законы! Я крепко хватаюсь за руль и группируюсь.
Громкий удар! Белая вспышка!
Я ощущаю боль в груди и животе – словно меня как следует саданули ногой. Хватаю ртом воздух и никак не могу поймать. Наверное, угарный газ меня, в конечном итоге, достал.
Нет, это мешки безопасности – давят и мешают вдохнуть.
Машина стоит, не двигаясь.
– У всех все в порядке? – слышу я голос Алиссы.
– Нет!
Это Жаки в своей обычной манере говорит «да!». Гарретт просто стонет и называет меня дерьмовым водителем.
Я толчком открываю дверь и чувствую запах бензина.
– Осторожно, – говорю я. – Похоже, пробит бензобак.
Мы стоим на дороге. Плохой, неухоженной, но дороге.
– Наверное, это шоссе Ист-Форк, – говорю я.
По крайней мере, это уже кое-что. Я обхожу грузовик, если это можно назвать ходьбой: я едва тащусь, все у меня болит, а голова готова расколоться на две половинки, как орех. Как хочется прилечь! Просто полежать, хотя бы минутку. Но я не ложусь. Потому что мне известно, что это такое. Знаю, что это значит.
С грузовиком покончено. Он выглядит так, словно только что вернулся с гонок на выживание. Одно колесо спущено, другое вывернуто под неестественным углом.
– Водохранилище в миле отсюда, – говорю я. – Остаток пути придется пройти пешком.
– Мне кажется, я смогу, – говорит Гарретт, единственный, кто за эти два дня пил воду. Алисса и Жаки смотрят на меня так, словно я зачитал им смертный приговор.
