Обошлось, никто его не заметил. Лишь неугомонный ежик, самозабвенно хрустевший в камнях Херсонеса сонными жирными кузнечиками и жуками, высунул свое любопытное рыльце из каменного укрытия, чтобы посмотреть на ненормального ночного скитальца.
Вблизи города Лев Петрович накинул на себя полог невидимости, а перебравшись на сторону русских войск, поменял его на сферу невнимания. Теперь он торопился к Южной бухте, где денщик Савва ожидал его с яликом.
Глава 23
I
Ни о вылазке к колоколу на Херсонес, ни о задуманном плавании к месту Силы Бутырцев не говорил никому. Ведь кто угодно мог дознаться обо всем, что делал Лев Петрович, допросив его помощников. Поэтому ни Ныркова, ни Псараса не было рядом с ним в этом важном деле. Филипп с другими охотниками вызвался до конца прикрывать огнем отход войск с седьмого бастиона. Затем он должен был подорвать орудия вместе с укреплениями и лишь тогда спешить с уцелевшими к мосту. Это было взвешенное решение опытного офицера, воюющего в Севастополе чуть ли не с самого начала обороны. Решение Иного, знающего, что у него шансов выжить в этой переделке гораздо больше, чем у простых людей. Решение Светлого.
Куда подевался тот восторженный мальчик, адепт дела Света, с которым Бутырцев одиннадцать месяцев назад приехал в Севастополь? Позавчера был получен приказ о производстве мичмана Ныркова в следующий чин, но свежеиспеченный лейтенант, кавалер орденов Анны третьей степени с бантом и Владимира четвертой степени с мечами, трижды раненный за время службы в гарнизоне Севастополя, так и не успел ни устроить по этому поводу пирушку с друзьями, ни даже Машеньке, своей невесте, весточку об этом послать. Прошедшую неделю он безвылазно находился на батарее. Сначала огрызался огнем своих орудий на последнюю чудовищную бомбардировку города, потом отражал штурм, сейчас прикрывал отход. Ему в это время было не до сантиментов, волю чувствам можно будет дать, когда его батарейцы окажутся на Северной стороне.
Псарасу Бутырцев еще после ночного путешествия к подводному источнику наказал сидеть в Балаклаве. Жить незаметно, ловить рыбу и менять ее на английское пойло – ром, а если уж повезет, то и на виски, и изображать из себя тихого добродушного пьяницу. Старому перевертышу такая роль была хорошо знакома, если не сказать точнее – по душе, и он с большой охотой, даже рвением выполнял приказ дозорного начальника.
Прощаясь, грек протянул Льву Петровичу нечто на простой суровой нитке.
– Что это?
– «Зуб» с клешни краба. Амулетик слабенький, но давний. Не сочти за труд – передай, Лев Петрович, Хене от Нектона. Был у нас с ним забавный случай – «битва кита со слоном». Старший вспомнит. А если безделушка случайно тебе самому пригодится… Буду рад.
Денщика Лев Петрович отослал к баркасам, чтобы переправить на Северную лошадь и нехитрые пожитки. Савве сказал, что сам переберется на ялике с последними чиновниками Адмиралтейства, отвечавшими за подрыв доков и строений. Это было почти правдой, он проследил за их отплытием с Павловского мыса. В Адмиралтействе еще оставался его дозорный товарищ Суровкин. Светлый в последние несколько суток с ног сбился: без сна и отдыха он организовывал вывоз последних ценных припасов и другого вверенного ему имущества. Хлопотал о баркасах для тех мастеровых, которые еще не перевезли семьи и нехитрый скарб. И немало в этом преуспел. Бутырцев дивился: казалось бы, ничтожный человечишка, робкий с начальством, но при достаточной безопасности для себя готовый на обыденные подлости, мелкий казнокрад и мздоимец, бестолковый дозорный оказался в трудную минуту хорошим организатором, готовым прийти на помощь самым простым людям. Смелым – он вызвался быть охотником в деле подрыва строений Адмиралтейства, проследить за точным исполнением саперами инструкций и уйти вместе с ними, немало рискуя жизнью. «Русский человек, да и Светлая натура берет свое…» – сделал вывод Темный.
Так что на точку в бухте правее Аполлоновой балки (если с воды глядеть) Бутырцев шел на веслах один.
Последняя ночь обороны Севастополя с двадцать седьмого на двадцать восьмое августа была насыщена движением и шумом. На Корабельной стоял грохот – рвались пороховые погреба. Когда были подорваны Павловские казармы, первый и второй бастионы, казалось, что запылало само небо. В бухте тоже стояла кутерьма, вода то и дело вздымалась фонтанами от падающих снарядов навстречу воде, льющейся с неба. Туда и обратно сновали ялики и баркасы, перевозя людей, корабли выстреливали по позициям неприятеля последние снаряды, шли к северным берегам бухты, выбрасывались на мели. С них снимали все, что еще можно было снять. Потом рубили дыры, подрывали, поджигали… Моряки – заслуженные офицеры, суровые боцманы и безусые матросы – все дружно обнажали головы, стояли молча, крестились, не утирая слез. Корабль – дом для моряка. Уничтожать свой дом собственными руками тяжко.
В этой ночной суматохе маленький трехместный ялик Бутырцева был и на виду незаметен. Лев Петрович аккуратно подплыл к нужной точке и ушел вместе с лодкой в Сумрак. Теперь ему ни ядра не страшны, ни…
II
Потерял Ахрон осторожность, решив, что уж здесь-то ему ничего, кроме вечного холода и неугомонного дождя, не грозит. Ой, зря понадеялся!
– Стой, Лев! – раздалось за спиной.
Бутырцев оглянулся – саженях в тридцати от него в Сумрак вывалилась лодка, похожая на его собственную. В ялике были Мустафа и… Толстенький коротышка-турок – Светлый помощник Эфенди. Он на глазах обрастал колючками…
«Ежик! Из Херсонеса! Выследил! – открылась вдруг истина Льву Петровичу. – Значит, и мои фокусы с колоколом видел? Все напрасно!»
Лодка с турками нагоняла, деваться на морской глади было некуда. Скрыться на более глубоких слоях? Но Мустафа уже заметил хилый фонтанчик родничка Силы.
– Что же ты, Лев, не поделишься с Дозорами своей находкой? – Турок внимательно пригляделся к источнику. – Ба! Да он же с обратным входом. Как интересно!
Были в голосе Светлого и победительное торжество, и изумление, и ехидство.
– Долго же я искал тебя, – реплика явно относилась не к Бутырцеву.
«Кто еще осведомлен об этом? Скорее всего перевертыш успел доложить только хозяину, а многоопытный турок ведет свою…»
Он не стал додумывать мысль, просто ударил. Ударил мощно – дурной Темной силой, собранной в лазаретах и на кладбищах, на поле боя и среди раскуроченных домишек Корабельной стороны. Силой, порожденной болью, отчаянием, бессилием, яростью. Эмоциями войны.
Силы в ударе было много. Прямой, без затей выпад – «иду на вы». Но и турок жил на свете не первый век – щит у него стоял мощнейший. Враз обозначились, засветились заклинания, стоящие в боевой готовности, амулеты нацелились на Ахрона. Встречный удар сотряс щит Темного мага. Но это был всего лишь равнозначный ответ на Ахроново «приветствие».
– Не дури, Лев, на всех хватит… – Мустафа смотрел прямо в глаза. Старший, более опытный, искушенный. Уверенный в себе маг, бьющийся за… Да в конце-то концов, за Светлое дело.
