Испытываешь смешанные чувства, когда кто-то, кем вы восхищались, разочаровывает вас.
Я так ничего от него и не добился. И пришлось делать то, чего никогда не делаю. Я начал занимать время рассуждениями. Я сказал:
«Я как-то спрашивал актера Дэвида Дьюкса о других актерах. Он сказал, что самый недооцененный актер – это Роберт Митчэм. Он сказал, что в “Ветрах войны” (Winds of War) в какой-нибудь сцене могло участвовать шесть актеров с репликами. Сцена не обязательно должна была быть написана под Митчэма. Но каким-то образом ему удавалось любую сцену сделать своей. – Я суммировал комплимент Дьюкса, сказав: – Любая сцена становилась вашей просто из-за вашего присутствия».
Митчэм ответил мне на это:
«Так и есть».
Интервью закончилось, и все стало еще более странным. Поднявшись, чтобы уходить, он спросил: «Ну и как я справился?»
Много лет спустя я брал интервью у его сына Джима. Я рассказал ему, что произошло у нас с его отцом. И он ответил: «Ничего удивительного. Отец, скорее всего, прикалывался. Он, вероятно, просто хотел развлечься».
Вы можете представить, что я подумал, когда продюсеры сказали, что хотят вновь пригласить Митчэма.
Я не мог в это поверить.
А они сказали, что интервью с ним получило высокий рейтинг.
Когда вы начали носить подтяжки?
В какой-то момент, еще в 1980-х, я слегка похудел. Моя бывшая жена, Шэрон, поинтересовалась: «А ты не пробовал носить подтяжки?»
«Нет, – ответил я, – никогда в жизни».
«Так почему бы не попробовать?» – предложила она.
Я купил себе пару, пришил пуговицы к штанам и стал носить подтяжки. Вечером после шоу три или четыре человека позвонили мне и сказали:
«А подтяжки смотрятся хорошо!»
Мне только это и было нужно услышать.
Кого вы ненавидите?
Не могу слышать этот вопрос без того, чтобы не вспомнить одну историю.
Я работал в Майами. Однажды зазвонил телефон. Я взял трубку.
«Кинг? Это Бум Бум Джорно».
Я не знал никакого Бум Бум Джорно.
«Есть карандаш? Записывайте. 14 ноября. Мемориал жертв войны. Boys Town из Италии. Поет Серджио Франки. Вы – ведущий. Черный галстук».
Он повесил трубку.
Что-то подсказывало, что согласиться будет в моих интересах.
Я отправился туда, и каждый говорил, как он рад меня видеть. Я подошел к Серджио Франчи. Я спросил у него: «Как они вас заполучили?»
Он сказал: «Мне позвонил парень по имени Бум Бум Джорно». Там был оркестр из двадцати музыкантов. И ансамбль из католической школы. И кардинал из Италии. Я шутил. Серджио пел. Они собрали четыреста тысяч долларов. Вечер прошел замечательно. Все были счастливы.
По окончании вечера Бум Бум подошел к моей машине.
«Мы вам очень признательны», – сказал он.
А потом наступил один из тех моментов, когда вспоминаешь, как выглядит луна над головой.
Бум Бум сказал:
«Мы хотим отблагодарить вас».
«Спасибо, Бум Бум, – сказал я. – Я был рад сделать это. Мне не нужно ничего».
Но Бум Бум возразил: «Мы не любим быть кому-то обязаны».
«Ну хорошо, что вы имеете в виду?»
И он сказал шесть слов. Услышав их, я почувствовал, как мурашки побежали по телу.
«Есть кто-нибудь, кого вы не любите?»
Мне показалось, что я схожу с ума. Но когда понял, что этого не происходит, сразу вспомнил генерального менеджера нашего телеканала. Но вслух сказал: «Нет, спасибо. Я так не могу».
Бум Бум был разочарован. И задал другой вопрос:
«Вы любите бега?»
«Конечно».
«Мы с вами свяжемся».
Где-то через неделю мне позвонили: «Эпплтри. В третьем забеге. В Хайли. Сегодня».
Я отправился в Хайли и поставил все, что у меня было, на Эпплтри. Он победил. Когда я рассказываю об этой истории кому-нибудь, то всегда добавляю в конце шутку: «Я понял, что моя лошадь победит, когда остальные пятеро жокеев слетели с лошадей перед финишем».
Но вдумайтесь, какая сила заключена в этих словах: «Есть кто-нибудь, кого вы не любите?»
И все-таки, вы кого-нибудь не любите?
Я не то чтобы не люблю кого-то. Скорее, я не люблю что-то. Не люблю фанатизма. Не люблю лицемерия.
Не могу сказать, что я не люблю Элиота Спитцера
[151]. Но меня бесит, что Спитцер порицает публично проституток, в то время как сам пользуется их услугами. Меня оскорбляет это лицемерие.
Меня бесит конгрессмен-республиканец, который выступает против сексуальных меньшинств, когда сам – гей. Как можно толкать пламенные речи с обличениями какой-то группы людей, когда сам принадлежишь к этой группе?
Я недостаточно близко знаком с Кларенсом Томасом
[152], чтобы не любить его. Но я бы отнесся к нему с большей симпатией, если бы видел в его решениях больше сочувствия. Как можно опровергать утверждение, если до этого обратил себе на пользу его предпосылки?
На что похоже интервью с гением?
Я брал интервью у одного немца, который получил Нобелевскую премию по химии. Он открыл что-то связанное с размножением.
Я задал ему вопрос: «В чем тайна жизни?»
«В чем тайна? – переспросил он. – Я расскажу вам. – И он сформулировал все максимально кратко. Он сказал так: – Я могу взять любого человека в мире и написать о нем книгу в сотню страниц. Я могу описать его хромосомы, гены, волосы, группу крови. – У него с собой была маленькая баночка, и он поднял ее перед собой. – И в то же самое время спермой, которая создала все человечество, не наполнишь даже эту баночку».
Вот то, что нам известно. И то, чего мы не знаем.
Что вы вынесли из вашей дружбы с Марлоном Брандо?
Мы с Марлоном как-то обедали вместе, и он указал мне на сидящую неподалеку пару.
«Они несчастливы», – сказал он.
«Откуда ты знаешь?» – удивился я.
«Посмотри, как мужчина скрестил ноги, как он смотрит ей через плечо, а не в лицо».
