— Что-то не так? — облизываю губы.
— Угу, — Клим ведет носом по моей скуле, но руки пока оставляет при себе. — Я испытываю некоторое… напряжение.
Сексуальные хриплые нотки в его голосе царапают мою кожу, поникают в поры и, просочившись в кровь, бегут жидким огнем по моему телу. Сердце вспыхивает сверхновой. И влекомые этим светом бабочки в моем животе распрямляют крылышки и несмело взмывают вверх. Мне бы как-то усмирить их — мы же в больнице, господи! Кто угодно может войти. И камеры… В кабинете наверняка ведется съемка. Но я не могу. Это сильнее меня. Прогибаюсь. Вжимаю попку в его пах.
— Ты такая горячая в этой униформе… Если дернуть кнопки…
— Ты здорово развлечешь охранников. Здесь наверняка ведется запись, — срывающимся голосом шепчу я. С губ Клима слетает короткое отрывистое проклятье. О, как я его понимаю. Мой мозг судорожно работает.
— За ширму!
— Что?
— Пойдем за ширму! Там наверняка чисто…
Знаю! Я ужасно-ужасно порочная. Так нельзя! И вообще… Профессиональная этика для меня не пустой звук. Но когда он так на меня смотрит, я просто теряю голову.
Клим отступает. Заходит за шторку. Я еще некоторое время делаю вид, что занята, и только потом к нему присоединяюсь. Терентьев налетает на меня ураганом. Толкает грудью к стене, прихватывает зубами кожу на шее, а руками рывком спускает штаны моей робы к коленям. Прохладный воздух проникает вверх по внутренней поверхности бедер и обжигает промежность. Я шиплю, и это — максимум того, что я могу себе позволить в такой ситуации. Клим напирает сзади. Ведет горячими ладонями вверх по ногам, а я провокационно выгибаю спину, требуя большего, и прикусываю костяшки пальцев, чтобы не закричать, когда он, наконец, меня там касается.
— У нас совсем нет времени? — хрипит на ухо. Отчаянно трясу головой. — Тогда это будет быстро. Успеешь?
— Да! — выкрикиваю, подаваясь назад.
Клим мешкает, видимо, воюет с ремнем. Звенит пряжка. Дергаюсь. Он снова проводит пальцами, отодвигая трусики в сторону. Выгибаюсь еще. Позвоночник натянут, как тетива лука. В голове — хаос. Наш секс выходит несколько сумбурным и торопливым. Уже второй раз подряд. Но… я бы не поменяла его ни на какой другой. Сейчас мне тоже не нужны долгие прелюдии. Достаточно знать, что эта вся торопливость — результат его неподдающегося контролю желания мной обладать. И это ведь… это так круто!
Его первое погружение выходит плавным и неторопливым. Но когда Клим просовывает ладони между стеной и моим телом, добираясь до моей груди, все стремительно меняется. Движения становятся отрывистыми и нетерпеливыми, он толкается в меня каждый раз все сильней. Меня закручивает происходящее. Его тяжелое дыхание за спиной, звуки слияния тел и монотонное гудение ламп над головою. Я все ближе и ближе к освобождению, и когда Клим, не выдерживая, в меня изливается, я в последний момент отправляюсь за ним.
— Успела! — с испуганным смешком говорю я, когда возвращаюсь в реальность. Клим смеется. Утыкается мне в плечо и ощупью вытаскивает из коробки пару салфеток, чтобы обтереться.
Глядя на белесые капли у себя между бедер, я испытываю странные чувства. С одной стороны, вероятность того, что прямо сейчас во мне зарождается его ребенок, делает меня ужасно счастливой. Но с другой… С другой стороны — все очень и очень сложно. Я хочу, чтобы он любил меня не потому, что я мать его ребенка. А напротив, любил ребенка, потому что он — часть меня.
Привожу себя в порядок и поднимаю на Клима улыбающийся взгляд. К черту! Я не дам этим мыслям все испортить. Я уже ничего не могу изменить, и глупо переживать о том, что от тебя никоим образом не зависит. Что у меня есть — так это время. Надеюсь, его хватит Климу, чтобы влюбиться.
— Как я выгляжу? — бормочу, старательно приглаживая волосы.
— Сыто и довольно.
— А должна профессионально и собранно! — парирую я.
— Пойдем уже! — смеется Клим, хочу в душ и…
— Спать?
— Нет. Сначала есть. Потом гулять и заниматься любовью… Или нет, сначала заниматься любовью, потом гулять. Потом опять в душ.
— И, наконец, спать?
— Да нет же! Заниматься любовью!
— Не слишком ли много ты запланировал на один вечер? — останавливаюсь у двери кабинета, прикладываю ключ-карту, чтобы его закрыть, и поднимаю взгляд на мужа.
— Ни в коем случае.
— Ну, тогда я постараюсь не умереть от твоей любви и с честью вынести все испытания, — закатываю глаза и утыкаюсь в телефон, чтобы вызвонить дядю Рубена.
Глава 18
Клим
Глядя на паломничество мужиков на подступах к небольшому цветочному, понимаю, что довольно сильно погорячился, когда решил сам выбрать жене цветы в подарок к Восьмому марта. Гораздо проще было заказать через сайт магазина и поручить доставку курьеру, но… Почему-то захотелось вот так — по старинке.
— Чем могу помочь? Вы уже что-нибудь выбрали? — откуда ни возьмись, передо мной возникает цветочница. Совсем девчонка еще, с зеленым, как у попугая, ирокезом на голове. Интересно, как отреагировали ее родители, когда она пришла вот с такой прической? У меня бы, сто процентов, случился инфаркт. Даже несмотря на заверения Татки о том, что с моим сердцем — полный порядок. Представляю свою дочку вот такой и передергиваю плечами. Бр-р-р… Все же, думая о детях, так далеко вперед в своих мыслях лучше не забегать. Гораздо правильнее представлять их ангелоподобными улыбающимися младенцами…
— Э-э-э… Нет. Я только зашел. Даже не успел осмотреться, — развожу руками.
— Могу предложить тюльпаны. Вот, посмотрите. Свежайшие, — девица жестом фокусника извлекает из огромной белой вазы желтый тюльпан и подносит мне прямо к носу.
— Желтые тюльпаны — вестники разлуки, — вспоминаю припев известной песни.
— Что? — вздергивает проколотую в нескольких местах бровь девица. Ах, да… Ей лет-то сколько? Небось, и не слышала этого неубиваемого хита.
— Говорю, тюльпаны — хорошо, а вот то, что желтые — плохо.
— Есть еще розовые. И красные. Вот, какие мохнатые, ну, не чудо ли?
— Да, эти, пожалуй, подойдут.
— Вам сколько штук? Все заберете?
Усмехаюсь про себя. Все же девица далеко пойдет. Вмиг просчитала мои финансовые возможности по прикиду и, как я теперь понимаю, только поэтому и подошла. Вот так, минуя очередь. Что ж, наверное, мне надо радоваться, что не придется терять свое время понапрасну, и как-то поощрить девчонку за смекалку. Хоть это и попахивает так порицаемым Таткой жлобством. Киваю головой, мол, давай, заворачивай, и отступаю к кассе. Девица вытаскивает цветы из вазы, быстро пересчитывает, называет кассирше стоимость, накинув, по моим прикидкам, процентов двадцать за VIP-обслуживание, и пока я расплачиваюсь, стараясь не заржать в голос от такой наглости, заворачивает мне в бумагу, похоже, весь свой ассортимент.
