«Тьфу на тебя, идиот! — ругнулся я со злости. — Ты вырос, а в тушку бастарда вселился совсем другой человек. Который уже успел перерезать херову тучу людей в одиночку. Ну да хрен с тобой. Привожу в свидетели Господа Бога нашего, я сделал все, чтобы оставить тебя в живых…»
Из доспехов у меня наличествовал только готический* комплект, в него и экипировался. Забрало на саладе оставил в верхнем положении для лучшего обзора. Из оружия, по своему обычаю, выбрал эспаду, а для левой руки — обычный тарч, из окованного железом, мореного ясеня.
готический доспех — полный рыцарский доспех с сер. XV до нач. XVI в. Отличался большой гибкостью и свободой движений за счет некоторого снижения уровня защиты. Как правило, имел сильное гофрирование и рифление металлических пластин, позволяющее увеличить прочность и уменьшить вес лат
Де Жевр облачился в доспехи миланского стиля*, очень качественной ломбардской работы и впечатляющей стоимости. Видимо в средствах барон явно не нуждался. Из оружия он вооружился типичным для этого времени мечом с крестообразной гардой, всего лишь немного недотягивающим до размеров полуторника — вдобавок массивней и тяжелей моего клинка. А вот его щит, являлся практически идентичным, только с другим гербом.
миланский доспех — полный рыцарский доспех начала XV — середины XVI в. Простота, надежность и максимальная защита тела. Характерные черты: гладкие округлые формы, увеличенный левый налокотник и большое количество ремней, скрепляющих латы
Сразу после того, как мы вооружились, вступил в свои обязанности капеллан шато Дюртубийе, монах-францисканец отец Урбан, на удивление молодой, симпатичный дядька, чем-то смахивающий на французского актера Жана Маре.
Во время исповеди, я ему честно признался, что не хочу убивать барона, а ежели придется это сделать, его смерть ляжет тяжким грузом на мою душу.
— Это похвально, сын мой, — монах мягко улыбнулся, — но избавься от лишних сомнений, Господь сам направит тебя на должный путь.
После чего дал поцеловать распятье и закончил ритуал.
«И какого хрена я ему признался? Чем он мне мог помочь? — зло подумал я. — В одном падре прав, не хрен перед боем голову ерундой забивать…»
— Благородные кавалеры! — проговорила шевальер Аиноа, едва ли, не светясь от собственной значимости. — Имею честь предложить вам решить дело миром!
Барон отрицательно мотнул головой в шлеме. Лица не было видно, в отличие от меня, он опустил забрало своего армета*.
армет (армэ) — рыцарский шлем XV–XVI вв. В отличие от гранд-бацинета, в армете бувигер из двух раскрывающихся лицевых половинок составлял единое целое с остальными частями шлема. В закрытом положении фиксировались штифтом на подбородке
Я с секундным запозданием повторил его жест.
— В таком случае! — Аиноа сделала трагическую паузу. — Напоминаю, что поединок будет проходить до смерти одного из его участников. В случае тяжелого ранения, либо иной неспособности продолжать бой, противник будет обязан совершить немедленный акт милосердия. Просьбы о пощаде допускаются, но решение об их удовлетворении, остается правом соперника. Благородные кавалеры, вы подтверждаете данные условия?
Жесты согласия не заставили себя ждать.
— Да благословит вас Господь! — торжественно воскликнула шевальер и отмахнула рукой. — Готовы? Сходитесь!
По стойке барона, я сразу понял, с чего он начнет: резкий рывок, толчок щитом, чтобы выбить меня из равновесия, с последующим ударом мечом.
Так и случилось; де Жевр пошел по кругу, якобы с намерением развернуть меня против солнца, но тут же рывком сорвал дистанцию. Правда атака ничем не закончилась, потому что я вовремя ушел в полуобороте из-под удара, вскользь отбивая его щит. А когда барон провалился, резко хлестанул эспадой франку по затылочной части шлема.
Барон мгновенно развернулся, умело прикрываясь тарчем, наотмашь махнул мечом, с намерением отогнать меня, но я уже сам отскочил на несколько шагов и негромко сказал.
— Не дури! Еще не поздно, проси пощады…
Вместо ответа, де Жевр опять ринулся вперед, довольно ловко изобразив смену направления атаки.
Тут уже я сам, выбрав нужный момент, рванул ему навстречу, с силой ударил тарчем, сразу же отпрянул с уходом в сторону, и снова рубанул по армету резким, косым ударом. Не пробил, мечом разрубить такой шлем нереально, но сотрясение головного мозга барону обеспечил точно.
Де Жевр по инерции опять проскочил мимо, хотя и успел вскользь зацепить меня по наплечнику.
Разворачиваясь, он взрыл сабатонами* утоптанную землю и опять стал сближаться. Но уже осторожно, мелкими шажками. Наглухо прикрывшись щитом и выставив вперед меч.
сабатоны — латные башмаки.
— Ну… — рыкнул я. — Решайся, или умрешь…
Де Жевр на мгновение замер, словно колеблясь. Я уже стал надеяться, что он образумился, но… но барон опять атаковал.
Еще несколько секунд назад, я чувствовал к нему симпатию, но внезапно она безвозвратно исчезла. Передо мной стоял обычный враг, достойный лишь смерти.
Обманный вольт влево, и тут же, одновременно с разворотом тела, шаг вперед уже с другой ноги. Левая рука в поддержку правой перехватывает эспаду у основания клинка, и резким тычком вгоняет ее острие в открывшуюся щель между горжетом* и кирасой.
горжет — стальной воротник доспеха для защиты шеи и горла
Скрежет, короткий вскрик…
Тут же выдернув оружие, я шагнул назад.
На вороненую сталь выплеснулась алая струйка и оставляя влажные следы, скатилась быстрыми капельками по кирасе.
Де Жевр выронил меч и, как подкошенный, упал на колени. А еще через секунду с лязгом опрокинулся на бок.
Я переложил эспаду в левую руку, вытащил из ножен мизерикорд, шагнул к барону, и стал на одно колено возле него. Хотелось поднять ему забрало, чтобы заглянуть в глаза, но в латной рукавице даже не стоило пытаться это сделать, все равно с защелками сам не справишься.
— Сдавайся…
Де Жевр застонал и тяжело закашлялся.
— Жан… — глухой голос звучал из-под шлема едва слышно. — А знаешь… ведь Камилла давно умерла…
— Сдавайся, еще не поздно… — через силу, выдавил я из себя.
— Ты всегда был слюнтяем… — барон опять закашлялся. — Делай то, что должен…
— Сир… — рядом со мной опустился на колено валлиец. — По условиям поединка вы обязаны оказать милосердие, в противном случае…
— Не медлите, Христа ради! — с другой стороны прозвучал голос одного из свидетелей барона. — Имейте сострадание!
Трехгранное жало с хлюпаньем вошло под бугивер*. Де Жевр сильно дернулся, но тут же обмяк.
