Предисловие
11 мая 1796 г. французские газеты написали об аресте заговорщиков, злоумышлявших против отечества, и очередном спасении родины и свободы. На первый взгляд, этой новости суждено было затеряться среди остальных и быть быстро забытой. Французам той весной и без нее было что обсудить: с одной стороны, генерал Бонапарт слал победные реляции из Италии, где наносил бесчисленные поражения австрийцам; с другой - полный беспорядок в государственных финансах и растущие на глазах цены на хлеб не оставляли возможности думать о чем-либо, кроме насущных нужд. Тем более, заговоров за семь лет революции граждане самой свободной в Европе страны перевидали полным-полно: как правило, карьеры всех ярких политиков в эту эпоху заканчивались казнью по обвинению в организации свободоубийственного комплота; новых же вождей, пришедших на место разоблаченным, вскоре ждала та же участь.
Впрочем, вскоре стало ясно, что на этот раз идет речь не об очередном этапе борьбы за власть, прикрытом обычной формулировкой, а о самом настоящем заговоре, притом весьма разветвленном и разумно организованном. Из сразу публиковавшихся бумаг арестованных следовало, что они намеревались перебить всех должностных лиц, иностранцев и просто добропорядочных граждан, которые пытались бы оказать им сопротивление. Целями заговорщиков, если верить официальной прессе, были массовая резня, разграбление складов и лавок, перекрытие всех источников процветания и водворение царства кровавого хаоса. Организатором предприятия оказался скандально известный публицист Бабёф, именовавший себя Гракхом: он уже несколько раз побывал в тюрьме и в течение последних месяцев тоже скрывался от полиции. Выяснилось, что этот Бабёф и его товарищи уже разработали тщательный план силового захвата власти, наметили пункты в столице, которыми следует овладеть в первую очередь, подобрали военное командование, изготовили плакаты, с которыми их сторонники должны были выйти на улицу, и даже заранее поделили между собой министерские портфели. На возможный вопрос потрясенного французского обывателя «Да кто это такие?» газетчики наперебой предлагали распространенные политические клише той эпохи. «Роялисты», - говорили одни. «Орлеанисты», - уточняли другие. «Якобинцы», - не сомневались третьи. «Анархисты», - отвечали четвертые, прибегая к термину, который во время Французской революции мог означать вообще кого угодно, главное - в негативном смысле.
Люди конца XVIII в. не могли подобрать подходящего слова для обозначения друзей Бабёфа, поскольку его еще не было. Лишь следующий век, XIX, породит это слово. Пуще прежнего пугая обывателей, пойдет оно путешествовать по Европе, а сто лет спустя после смерти Бабёфа докатится и до России. В веке XX оно уже будет знакомо всем школьникам, и одни станут произносить его с ненавистью, тогда как другие - с восторгом.
Слово это - КОММУНИСТЫ.
На рубеже столетий, когда век белых париков уже закончился, а век черных сюртуков еще не настал, когда Робеспьер уже лежал в могиле, а Бонапарт еще не помышлял о власти, когда Павел вот-вот должен был занять место Екатерины II, а паровая машина - прийти на смену лошадиной тяге, кучка странных французов впервые в истории предприняла попытку построить в масштабах целого государства общество, основанное на коллективной собственности.
Впрочем, кучка ли? И такими ли уж странными были они для своей эпохи? Эти вопросы будут среди многих, на которые мы попробуем дать ответ в данной книге. Попробуем, конечно, не впервые.
* * *
Историография бабувизма чрезвычайно обширна. Интересующийся ею читатель может обратиться к приложению этой книги и убедиться, что история изучения заговора «равных» могла бы стать темой самостоятельной монографии. При этом российские и советские историки внесли в изучение этого события вклад не меньший, чем их французские коллеги.
Сложилось так, что заговор Бабёфа (или заговор «равных», как называли сами себя его участники) стал для отечественных историков XX в. одной из «любимых» тем. И дело не только в том, что, будучи марксистами, советские исследователи не могли не уделять первому коммунисту-практику особого внимания. Той особой значимостью, какую Французская революция в целом всегда имела для русской интеллигенции, объяснение тоже не исчерпывается. Дело в том, что в России находится значительная часть архивов Бабёфа. Невозможно приступать к повествованию, не рассказав о них хотя бы в нескольких словах, ведь без этих архивов не появилась бы эта книга.
В настоящее время разнообразные документы, имеющие отношение к жизни и деятельности Бабёфа, а также - к созданной им подпольной организации, находятся в фонде 223 Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ). В силу привычки, обусловленной профессией февдиста (специалиста по сеньориальному праву), Бабёф тщательно сохранял все свои бумаги, включая тексты речей, полученные письма и черновики ответов на них, благодаря чему корпус оставленных им документов является одним из наиболее богатых среди личных фондов деятелей Французской революции XVIII в.
Фонд 223 сформировался в конце 20 - начале 30-х годов XX в. в результате приобретения Советским Союзом документов из частных французских коллекций и последующего фотокопирования относящихся к Бабёфу дел из архивов Франции. Покупка этих документов стала чрезвычайно важным событием для советской исторической науки. Первоначально архив Бабёфа принадлежал французскому коллекционеру Ж.П.Б. Поше-Дерошу: этим фондом в свое время и пользовался историк Адвьель, опубликовавший часть документов. В 1881 г. Поше-Дерош умер, и коллекция ушла с аукциона. Она перешла к историку и коллекционеру Этьену Шаравэ, а затем была распродана. В 1924 г., когда основная часть архива принадлежала коллекционеру А. Роллену, начались франко-советские переговоры о его продаже. Сторону СССР представлял Центральный партийный архив Института Маркса, Энгельса, Ленина. Покупка совершилась зимой 1926/27 г. В дальнейшем Институт разыскал и приобрел еще некоторые документы, оказавшиеся у других владельцев, а также сделал в Национальном архиве Франции фотокопии источников, относящихся к деятельности Бабёфа. Формирование фонда завершилось к 1930 г.
, но в научный оборот эти документы поступили далеко не сразу. До сих пор московский фонд Бабёфа нельзя считать полностью изученным.
Инвентарь фонда 223 составлен в 1982 г. и включает в себя пять описей. Опись 1 содержит авторские документы Бабёфа, за исключением писем, за период с 1785 по 1797 г. - всего 315 дел. Эти документы содержат информацию как об идейной эволюции Бабёфа, так и о его многоплановой революционной деятельности. В частности, здесь находятся его философские и публицистические сочинения (фрагменты «Постоянного кадастра», мемуар о способах межевания, брошюра «Париж, спасенный продовольственной администрацией», начало «Новой истории жизни Иисуса Христа», отрывок «Системы уничтожения населения» и т. д.), его газеты (номера и отрывки номеров «Газеты Конфедерации», «Пикардийского корреспондента», проспекты и извещения о выходе «Трибуна народа», отдельные статьи и черновики статей для него), разнообразные петиции и обращения, тексты речей и выступлений, конспекты и выписки, черновики и заметки, а также документы, относящиеся к Вандомскому процессу (суду над Бабёфом и его товарищами): копии судебных постановлений, прошения, протесты, тексты допросов. Подавляющее большинство документов данной описи относится к периоду до Термидора; источников 1795-1796 гг. здесь практически нет. Наиболее значимые документы из данной описи опубликованы, поэтому в данной работе они использовались при освещении предыстории в основном по советскому изданию сочинений Бабёфа, подготовленному под руководством В.М. Далина
.
