Сердце бешено колотилось в груди, но я усилием воли заставила себя говорить спокойно. Я вкратце рассказала Альберто о том, что сама попросила Розу притвориться, будто она мать Иоганны.
Когда я закончила, он сочувственно посмотрел на меня и сказал:
– Нет, Паолина, ты ошибаешься, ничего этого на самом деле не было. Джозефина – наша дочь. Роза уже давно поделилась со мной радостным известием. Еще когда прислала мне письмо, которое я выучил наизусть. Она написала: «Мой дорогой, наша любовь приумножается. Скоро ты станешь отцом».
Я рухнула на диван, мне стало ясно, что все обстоит гораздо хуже, чем я думала. Письмо, которое я продиктовала для Рико, сестра отослала Альберто. Только сперва переписала его своим почерком. А Рико? Он вообще знал, что я беременна?
– Но это мои слова! – крикнула я, захлебываясь слезами. – Это письмо предназначалось Рико, а не тебе!
Зять тоже повысил голос:
– Хватит, Паолина! Я видел бейджик, который ты прикалывала к униформе, когда работала в галерее Уффици. Ты притворялась Розой. Но ты не Роза, понимаешь ты это? И Джозефина не твоя дочка, никакая она не Иоганна. Игры закончились, capisci?
– У Розы был выкидыш, – тихо сказала я. – Она потеряла ребенка еще в июне. Мне очень жаль, Альберто, но это правда.
– И какие у тебя доказательства? – Лицо Альберто раздулось и побагровело от ярости. – Если девочка твоя – покажи бумаги.
Мне стало дурно. Я вспомнила про фальшивое свидетельство о рождении, да и во всех документах, выданных американским консульством, моя малышка фигурировала под именем Джозефины Луккези. У меня даже молоко к тому времени закончилось. После родов мое тело восстановилось легко и быстро, как резиновое, только бедра сделались чуть шире и на животе остались две темные полоски. А вот Роза, наоборот, выглядела как недавно родившая женщина: дряблый живот и отвисшие груди.
Я посмотрела на сестру, только она одна могла подтвердить, что я говорю правду.
– Скажи ему, Роза, – взмолилась я. – Прошу тебя. Пришло время открыть правду.
– Да, – согласился Альберто, – слово за тобой, Роза.
Сестра побелела, у нее затряслись руки, и она сунула их в карманы фартука. В тот момент я презирала и даже ненавидела предательницу, но мне все равно было больно на нее смотреть.
Когда она наконец заговорила, голос ее звучал чуть громче шепота:
– Моя бедная сестренка, на самом деле это у тебя случился выкидыш. В тот день, когда я нашла тебя на лестнице.
Иногда мне казалось, что Альберто обо всем догадался. Но в те времена еще не было ДНК-тестов. Я умоляла их с Розой сдать кровь, чтобы мы узнали, у кого из нас какая группа, но Альберто и слушать меня не хотел. Он не сомневался в своем отцовстве, а заставить его я, разумеется, не могла. Правда, внешне моя малышка не походила ни на Розу, ни на Альберто. У нее была светлая кожа, а у них смуглая. Волосики у нее были мягкие и на солнце отливали золотом, а глаза, как и предсказывала Роза, постепенно стали карими, но при определенном освещении в них появлялись голубые искорки, словно бы таким образом моя дочка подавала знак о своем истинном происхождении.
Но для всех, кроме меня, Иоганна была Джозефиной Луккези, единственной дочкой Розы и Альберто.
Я обратилась за помощью к старшему брату и умоляла его выслушать меня; я не сомневалась в том, что Бруно встанет на мою сторону. Но он только посмотрел на меня с жалостью и достал из комода письма от мамы. Она в каждом письме подробно описывала беременность Розы, рассказывала, как у старшей дочери растет живот и как этому радуется вся семья.
– Я знаю, что твой ребенок погиб. Мне очень жаль. – Брат прижал меня к груди. – Но, Паолина, надо жить дальше.
Я оттолкнула его от себя с такой силой, что он, спотыкаясь, попятился назад.
– Они всё врут!
Бруно смерил меня тяжелым, как у отца, взглядом, решительно подошел к столу и достал с полки фотографию:
– Ты должна прекратить это, Паолина! Твое поведение всех пугает. – Он сунул мне в руку фотографию.
Это был тот самый снимок, который папа сделал в порту Неаполя. Счастливая Роза стоит на палубе теплохода и гордо демонстрирует родителям свою новорожденную дочь. А на обратной стороне надпись, сделанная маминым почерком: «Роза и Джозефина, 17 сентября 1961 года».
Я разрыдалась.
Бруно взял мое лицо в ладони:
– Тише-тише. Все хорошо. Ты еще родишь ребенка, он будет здоровенький и только твой. Игнацио до сих пор согласен взять тебя в жены. Представляешь, какая удача? Ты, младшая дочь семейства Фонтана, станешь первой, кто разобьет злые чары и обзаведется семьей!
Мне хотелось кричать от отчаяния. Никто мне не верил. Я возненавидела Америку. Я ненавидела Альберто. Сестра стала для меня чужой. Мы общались только в случае крайней необходимости, и каждый раз эти обрывочные разговоры заканчивались ожесточенными спорами. Чтобы не сойти с ума, я с утра до вечера хлопотала по дому – убиралась и готовила – и при этом постоянно взвешивала свои шансы на будущее.
О том, чтобы выйти замуж за Игнацио, не могло быть и речи. Я должна была забыть о своей мечте поступить в университет. Во-первых, у меня не было денег, а во-вторых, я никогда бы не бросила свою малышку.
Пока я живу с Розой и Альберто, я нахожусь рядом с Иоганной, но возможности стать ее мамой мне не дождаться никогда. Да, жить во лжи тяжело, но зато мы будем вместе, и я смогу помогать ей советом, участвовать в ее воспитании. Наверняка Рико поддержал бы меня.
Между нами установилась особенная связь, и это раздражало Альберто. Зять страшно злился, когда я называла малышку Иоганной или когда он видел, как она на меня смотрела, пока я пела ей песенки. Притворялся, будто не замечает, как она улыбалась, когда я целовала ее в пухленькую щечку, и весь багровел, когда девочка плакала и никто, кроме меня, не мог ее успокоить. Мое сердце было переполнено любовью. Мы с дочерью знали правду.
Альберто начал уставать от моего присутствия. Спустя месяц он устроил Розу продавщицей в лавку и настоял на том, чтобы она брала малышку с собой. Я не сомневалась, что он сделал это специально, чтобы разлучить нас с Иоганной. Когда стало ясно, что я не выйду за Игнацио, зять начал донимать меня разговорами о том, что пора бы уже подыскать себе жилье, и при этом предлагал варианты в других районах. Он ясно давал понять, что хочет жить с женой и дочерью, а я в их доме лишняя.
Я потеряла покой, у меня начались приступы отчаяния. Я понимала, что должна забрать свою дочь у Розы с Альберто, пока они не разлучили нас навсегда.
И тут я совершила ужасную ошибку, о которой потом сожалела всю свою жизнь. Я сбежала с Иоганной, совершенно не понимая, как и на что буду жить. Возможно, если бы не этот опрометчивый поступок, я могла бы остаться в жизни дочери, сняла бы квартирку неподалеку и со временем убедила бы Альберто в том, что не представляю никакой угрозы для его семьи. Но сделанного не воротишь.
