Люси слабо улыбается:
– И почему я думала, что ты размазня? – Она наклоняет голову набок и притворяется, будто внимательно меня разглядывает. – Подожди-ка… наверное, из-за мятых брюк цвета хаки? А может, из-за гнущихся очков?
Я хлопаю ее по руке:
– Очень смешно.
– В любом случае спасибо, – говорит Люси. – Но я и сама разберусь.
– Не сомневаюсь. – Я смотрю на пролетающий в небе самолет. – А знаешь, вообще-то, тете Кэрол не из-за чего особо расстраиваться. Ты ведь просто решила наконец-то последовать ее совету.
– Это как?
– Помнишь, мама объяснила тебе, восьмилетней девочке, как снять проклятие? – Я стараюсь говорить серьезно, но сама чувствую, что вот-вот не выдержу и засмеюсь. – Вспомни первое правило Кэрол. Как оно звучало?
– «Никакого футбола!»
– Верно. А дальше?
Люси озадаченно смотрит на меня, однако уже через секунду хохочет как сумасшедшая. И я тоже.
– А ведь точно: «Держись подальше от этих противных мальчишек!»
Устало тащусь по знакомой лестнице и вхожу в Эмвилл. В нос ударяют ароматы молотого кофе и лимонного масла. На вешалке в прихожей висит бейсболка с вышитым логотипом «Кузумано электрик». Я трясу головой. Мэтт, как пес, который метит свою территорию: пришел забрать толстовку и оставил вместо нее бейсболку.
– Эй, Царапка, ты где?
Я кладу на стол в кухне холщовую сумку и замечаю записку:
Добро пожаловать домой, Эмилия!
Спасибо, что позволила пожить в Эмвилле. Я ТАК ПОЛЮБИЛА ЭТО МЕСТО. Царапка очень по тебе скучал, и я тоже. Мне столько всего надо тебе рассказать, но это не горит – сперва отдохни с дороги. Увидимся завтра на работе.
Чмоки.
Я улыбаюсь и прохожу в гостиную. Царапка спрыгивает с подоконника, потягивается и лениво идет навстречу, как будто всем своим видом хочет показать, что совершенно не скучал по мне.
– Привет, красавчик! – Я беру кота на руки. – Вот я и дома.
Но дома я себя не чувствую. Вспоминаю, как Поппи спросила меня накануне нашего отъезда в Европу: «А что, если ты на тридцатом году жизни вдруг поймешь, что выросла не в том месте?»
И все-таки – нет. Я всем сердцем полюбила Италию, но это была просто поездка. Мой мир – это Бенсонхёрст. Здесь Мэтт. У него налаживается бизнес. Это хорошее место для жизни, здесь я создам семью.
Дрожащими пальцами набираю сообщение:
Привет, я уже дома. По пиву?
Ответ приходит лишь через пять минут.
Извини, не получится. Я сейчас в «Финише», но как раз собираюсь уходить. Давай завтра вечером?
Я с облегчением вздыхаю и сразу чувствую себя виноватой.
Впервые после памятного объяснения в аэропорту Флоренции звоню Дарии.
– Ты вернулась.
Она и впрямь сказала это с облегчением или мне показалось?
– Да. – Я не решаюсь признаться в том, что скоро снова уеду. – Как у тебя дела? Как там девочки?
– О, все хорошо. – Сестра включает бесцветную интонацию, которую использует исключительно в разговоре со мной.
Я массирую висок.
– Послушай, насчет того, что между нами произошло…
– Да?
Она наверняка ждет моих извинений, но я вместо этого предлагаю:
– Давай забудем о недоразумении?
– Просто не верится, что ты это сделала, Эмми.
Я с трудом сдерживаю улыбку:
– Мне тоже.
– Ты где сейчас?
– У себя. Могу зайти к вам, если ты дома. – Я достаю из сумки двух фарфоровых куколок и чудесные перчатки для сестры, которые обошлись мне недешево. – У меня есть подарки для племяшек, да и для тебя тоже. – Я поглаживаю мягкую черную кожу. – Купила нечто особенное.
– Да, хорошо. Сестра Донни с девочками вот-вот вернутся. Они пошли за пиццей. Хотя… Давай ты лучше принесешь все завтра в пекарню? Ты же выйдешь на работу?
Ладно, не хочет меня видеть – не надо. Пойти, что ли, прогуляться?
В пабе «Финиш» меня встречают запахи попкорна и несвежего пива. Для вечера понедельника здесь прилично народу. Возле музыкального автомата две блондинки со смехом опускают в щель монетки. У бильярдного стола – четверо мужчин: трое стоят, опираясь на кии, а четвертый готовится загнать шар в лузу. Оглядывая паб, я понимаю, что неплохо бы подкрепиться. Замечаю у стойки синюю рабочую рубашку, и у меня екает сердце. Так и есть: Мэтт все еще здесь.
Медленно подхожу ближе. Он сидит ко мне спиной, одной рукой листает смартфон, а во второй держит кружку с пивом. Мне почему-то становится нечем дышать. Вот оно. С этим мужчиной я проживу всю свою жизнь, здесь, в Бенсонхёрсте. С ним спокойно. Он надежный. Веселый. Обаятельный. И главное, он любит меня. Так почему же я готова расплакаться?
Тихонько подхожу к стойке. Мэтт и не подозревает, что я стою сзади. Наклоняюсь, чтобы поцеловать его в шею, и чувствую запах одеколона «Эйвон», которым обычно пользуется дядя Винни. Отворачиваюсь, чтобы подавить приступ тошноты. Делаю глубокий вдох. Потом еще один. Ничего страшного, это всего лишь одеколон. Я привыкну. А еще лучше – подберу для него другой, по своему вкусу.
Ладно, вторая попытка. Облизываю губы. Наклоняюсь, но на этот раз стараюсь не дышать. Мои губы прикасаются к его шее.
Мэтт вскидывает голову и смеется.
– Привет! – Он разворачивается на табурете и слегка отстраняется. – Ой, Эмс, это ты?
Я улыбаюсь:
– Что, не узнал? Девочка та же, но очки другие.
– Ага. – Он смотрит куда угодно, но только не на меня. – Не ожидал тебя сегодня здесь увидеть.
Сажусь на соседний табурет и ставлю подарочный пакет на барную стойку:
– Это тебе.
У Мэтта звонит телефон, он быстро его проверяет и кладет на стойку экраном вниз.
– Ну же, – я подталкиваю к нему пакет, – открывай.
Он мешкает, потом достает из пакета шарф. Рука у него подрагивает: раньше я такого за нашим непробиваемо спокойным электриком не замечала.
– Очень красивый. Спасибо, Эмс.
– Ты как? В порядке?
Я заставляю себя взять его дрожащие руки в свои. Мне сразу становится неловко – такой интимный жест не про нас. Слава богу, это длится всего лишь пару секунд!
Мэтт высвобождает руки и хватается за кружку.
– Все отлично. – Он надолго прикладывается к пиву, потом трясет головой, как будто хочет, чтобы у него прояснилось в мозгах. – Как тебе Италия?
