– Забей, Эм. Поппи не двинется с места. Мы должны позволить ей досидеть до конца.
– Ясно же, что Рико не придет, а ей с каждым часом становится все хуже.
– Знаю. – Люси покусывает губу. – Но разве можно отговорить человека отказаться от того, чего он ждал всю свою жизнь?
Глаза кузины полны сочувствия, но я вижу в них и что-то еще… мудрость. До меня доходит, что Люси понимает тетю гораздо лучше, чем я. Она знает, каково это: годы напролет ждать исполнения мечты, в то время как все вокруг настоятельно требуют, чтобы ты от нее отказалась.
Колокола звонят двенадцать раз. Мы втроем идем по пустой площади. Подходим к отелю. Поппи останавливается, оборачивается и в последний раз смотрит на собор, как будто все еще надеется, что Рико там, но они просто разминулись.
Глава 41
Эмилия
На следующее утро мы бросаем свои чемоданы в вестибюле отеля и помогаем тете устроиться на невероятных размеров диване. Через десять минут приедет такси и отвезет нас в аэропорт.
– Кто-нибудь хочет кофе? – спрашиваю я.
Люси поднимает руку:
– Двойной эспрессо, пожалуйста.
– А ты, Поппи? – Я присаживаюсь напротив нее на корточки. – Принести тебе капучино?
Тетя выглядит потерянной среди этих диванных подушек, она совсем не похожа на ту женщину, которая всего неделю назад энергично расхаживала по дому с шейкером для мартини в руке. Сегодня она впервые отказалась от парика и соорудила на голове тюрбан из шелкового шарфа. Лицо у нее серое, глаза провалились. Но она, несомненно, красива.
Поппи качает головой и поднимает руку. У меня комок застревает в горле. Утром мы с Люси обнаружили, что тетя не забронировала для себя обратный билет домой. Она свято верила в то, что до конца своих дней останется жить в Равелло вместе с любимым. Мы купили ей билет онлайн, но она с того момента не произнесла ни слова.
Выхожу из отеля. Сегодня, в отличие от вчерашнего дня, без солнцезащитных очков не обойтись. Легкий восточный бриз ласкает кожу. Я делаю глубокий вдох и, в надежде стряхнуть прах с сердца, трусцой бегу через площадь к пекарне «Пьяченти». Воздух наполнен запахами цветущих деревьев и розовых кустов. Внизу белые пенистые волны накатывают на берег. Вид настолько великолепный, что я невольно останавливаюсь. Господи, как жаль, что Рико не появился вчера на ступенях собора! Бедная тетя Поппи распрощалась со своей мечтой и теперь будет доживать остаток жизни, сознавая, что больше никогда не увидит мужчину, по которому тосковала столько лет.
– Эй, american girl!
[71]
Я резко разворачиваюсь. Мужчина в белой панаме встает из-за столика уличного кафе. Я не сразу его узнаю. Сегодня он в темных очках, и его улыбка способна растопить арктический лед.
– А, синьор Авокадо! Buongiorno.
Он машет мне рукой, подзывая к своему столику:
– Присоединяйтесь. И позвольте представить вам моего дедушку Бенито.
Напротив молодого человека сидит старик, одна половина лица у него перекошена, как после инсульта. Он подает мне трясущуюся руку.
– Piacere di conoscerla
[72]. – Я пожимаю его вялую руку.
Старик мямлит что-то невразумительное.
Синьор Авокадо смотрит на него сверху вниз и говорит:
– Мой дед – исключительно умный человек. Он научил меня всему, что я знаю о законе… и жизни.
Бенито бросает взгляд на внука, и видно, что его переполняет любовь.
– Giorgio! Un altro caffè, per favore
[73].
Молодой человек убирает газету, освобождая для меня место за столиком.
– Спасибо. Я бы с радостью к вам присоединилась, но мне надо идти. Я только за кофе и обратно.
– Тогда встретимся завтра? – с надеждой предлагает синьор Авокадо, и я почти уверена в том, что мой ответ его убьет.
– К сожалению, я сегодня улетаю домой, в Америку.
У бедняги и впрямь такой вид, будто у него почва уходит из-под ног.
– Нет. Пожалуйста, останьтесь еще на день. Очень прошу. Я покажу вам прекраснейший город Амальфи, где живу и работаю. Это совсем недалеко от Равелло.
Я смеюсь, отрицательно качаю головой и на прощание машу ему рукой:
– Хорошего вам дня!
Пока жду в пекарне «Пьяченти» свой заказ, я вспоминаю чудесную улыбку синьора Авокадо, то, с каким участием он относится к своему дедушке и как искренне парень расстроился, узнав, что я уезжаю. После вчерашнего, исполненного горечью поражения дня эта мимолетная встреча для меня подобна лучу надежды. Может быть, когда-нибудь я встречу любовь и она будет такой же, как у Поппи и Рико. И может быть – относительно этого я сильно сомневаюсь, но все-таки, – воспоминания, которые всплыли во время нашего путешествия, какими бы горько-сладкими они ни были, подарят моей тете успокоение.
Спустя пять минут я, держа в руках латте для себя и эспрессо для Люси, пытаюсь поправить очки и едва не сталкиваюсь с входящей в пекарню девушкой.
– Mi dispiace, – в унисон извиняемся мы и смеемся.
Девушка показывает на меня пальцем:
– Это же вы приходили вчера посмотреть квартиру?
– Да. – Я узнаю кольца на ее длинных пальцах. – Еще раз прошу прощения за вторжение.
– Я поговорила со своим парнем. Он сказал, что мне следовало впустить вашу бабушку.
– Мою тетю, – поправляю я. – Пожалуйста, поблагодарите от меня вашего приятеля.
– Он сейчас дома, так что, если хотите, можете зайти.
Я качаю головой:
– Спасибо, но сегодня утром мы уезжаем. Такси, наверное, уже ждет. Спасибо еще раз. Вы очень добры.
Сегодня дважды за утро меня узнали на улице. Это так приятно, как будто я стала частичкой маленькой коммуны Равелло. Я влетаю в лобби отеля и замираю на месте, увидев Люси. Она сидит в кресле и увлеченно читает… Нет. Только не это. Мой блокнот!
Я решительно подхожу к кузине, ставлю стаканчики с кофе на стол и выхватываю блокнот у нее из рук:
– Что ты делаешь? Я же тебе говорила: это личное.
Люси пожимает плечами:
– Но почему ты так упорно это от всех прячешь? Кстати, очень неплохо написано. Разумеется, твоей книжке вряд ли дадут какую-нибудь престижную премию, но я бы с удовольствием ее почитала.
Я часто моргаю и готовлюсь съязвить в ответ. Однако Люси серьезно смотрит на меня, это явно не насмешка. У меня очень медленно разжимаются сомкнутые намертво челюсти. Кузина берет со столика свой кофе, и я спрашиваю:
