– Лучана, о чем ты только думаешь? Хочешь оставить своего нового кавалера ради какого-то путешествия? Смотри, упустишь свой шанс.
Я складываю тарелки в стопку. Атмосфера накаляется. У Люси на лбу вздувается вена. Повернувшись к матери, моя кузина шепчет сквозь зубы:
– Тетя Поппи обещала снять это чертово проклятие, если я поеду в Италию.
У тети Кэрол глаза буквально лезут из орбит, она наклоняется и хватается за грудь:
– Что? Да неужели?
Мне становится тошно, я опускаю голову и проклинаю себя… и Люси… и тетю Поппи.
Я мою на кухне бокалы, и меня всю трясет от бессилия. Неужели среди наших родственников не найдется ни одного нормального человека, который поддержал бы меня и Люси, просто сказал бы, что рад за нас, и пожелал бы отлично провести время в Италии. Но нет, никто из них не осмелится произнести это вслух, все боятся расстроить бабушку Розу. Она всех под себя подмяла, всех контролирует, включая и меня. Вернее, контролировала до этого момента.
Подходит папа и ставит свою тарелку на стол:
– Восемь дней в Италии. Долго же тебя не будет в магазине.
– Ага. И вообще-то, не восемь, а десять, прибавь еще два дня на дорогу.
Папа быстро оглядывает кухню, а потом наклоняется ко мне и говорит на ухо:
– Я с удовольствием позабочусь о Царапке, пока тебя не будет.
Повернувшись к отцу, я вижу, как у него заблестели глаза. Это просто невероятно! Я хочу его поцеловать. Хочу обнять папу, поблагодарить и сказать, что очень его люблю. Но это было бы слишком, поэтому я просто улыбаюсь:
– Спасибо, папочка. Вообще-то, я думаю попросить Кармеллу, если она захочет пожить у меня. Так для кота будет лучше.
О том, что моя одинокая кузина, которая до сих пор живет с родителями, убила бы за возможность покайфовать в отдельной квартире целых десять дней, я умалчиваю.
– Да, конечно. – Отец поворачивается, чтобы уйти.
– Папуль? – (Он оглядывается.) – Спасибо за поддержку.
Папа сжимает мои плечи и выходит из кухни.
Я набираю воду в раковину, и тут появляется Мэтт.
– Ты была великолепна! – Он наклоняется, чтобы поцеловать меня в щеку.
Это так неожиданно, я еле успеваю увернуться.
– Приятно слышать. Знаешь, возвращайся-ка ты назад: я хочу знать, что они там обо мне говорят.
Мэтт уходит, но в последний момент я по глазам успеваю заметить, как сильно он разочарован.
– Вот дерьмо! – шепчу я и опускаю руки в мыльную воду, приготовившись чистить чугунную сковородку.
Но тут чья-то холодная рука хватает меня за локоть. Я подпрыгиваю на месте и забрызгиваю столешницу мелкими пузырьками. Сквозь запотевшие линзы очков вижу хмурое лицо бабушки. Она подошла так близко, что я чувствую запах эспрессо у нее изо рта.
– Эмилия, ты пошла против моей воли. Ты приняла решение, не рассказав мне. Почему?
Хм, это, наверное, потому, что мне двадцать девять лет и я уже давно думаю своей головой. Но я сдерживаюсь и проглатываю эту непочтительную тираду.
– Не думаю, что ты позволила бы мне уехать, – честно отвечаю я и вытираю руки.
– Правильно. Я бы не позволила. И сейчас не позволю. Не дождешься.
Роза отворачивается и закрывает лицо ладонями. Это у нее такой способ выражать эмоции, не проронив при этом ни слезинки.
– Бабушка, я делаю это не потому, что хочу причинить тебе боль.
Я кладу руку ей на плечо, но она отстраняется.
– Ты сделала мне больно, Эмилия. Очень, очень больно.
– Прости. Но я не понимаю.
Бабушка отворачивается в сторону и промакивает сухие глаза кухонным полотенцем.
– Вот именно, не понимаешь. Куда уж тебе? Ты не знаешь всего. – Бабушка смотрит мне в глаза. – Моя сестра – il diavolo.
– Дьявол? – Мне смешно. – Неправда, Поппи очень даже милая. Ты бы ей позвонила, хотя бы поговорила с ней.
– Ты дура набитая! – У бабушки на лбу вздувается вена, и я боюсь, что ее сейчас хватит удар. – Да Паолина пыталась украсть моего ребенка, мою Джозефину. Прямо у меня из рук хотела вырвать мою малышку.
В кухне становится холодно.
– Тетя… тетя Поппи пыталась украсть мою маму?
– Sì.
Я трясу головой:
– Как? Почему?
Роза изо всех сил бьет себя в грудь:
– Я не могу об этом рассказывать.
– Это же было так давно. – Я пытаюсь говорить уверенно, хотя на самом деле никакой уверенности не чувствую. – Наверняка она раскаивается и…
– Послушай меня, Эмилия Джозефина! – Бабушка прищуривается и тычет мне в грудь кривым артритным пальцем. – Больше никаких разговоров об Италии! И об этой женщине! Я запрещаю!
Уборка, разговоры и кьянти – все это не помогает мне отвлечься, слова бабушки не дают покоя. Я начинаю сомневаться, что поступила правильно. Значит, Поппи пыталась похитить у сестры ее маленькую дочь, свою племянницу? Неудивительно, что бабушка так на нее зла. Так кто же эта женщина, с которой я согласилась полететь через океан в Италию? Неужели и впрямь il diavolo?
В пять вечера на маленьком газоне напротив дома вытягиваются тени. Я выхожу на крыльцо, там дядя Дольфи курит сигару и смотрит на проезжающие мимо машины. Я присаживаюсь рядом.
– Дядя Дольфи, а это правда, что твоя сестра – дьявол во плоти?
Дядя стряхивает пепел и качает головой:
– Да нет, никакой она не дьявол. Просто очень злая.
Я смеюсь:
– Ты не понял: я говорю не о Розе, а о Поппи.
– Паолина? – Дольфи тяжело вздыхает. – Она своими выкрутасами разбила мне сердце. А ведь я раньше так ее любил. Она была лучиком света в нашем доме. Обожала всех разыгрывать. Всегда находила счастливые монетки. А уж какая у нее была фантазия! – Дядя взмахивает руками. – Просто безграничная! Она водила меня гулять в поля. Мы играли, будто мы сиротки, которые заблудились, и за нами гонится злобный монстр. Думаю, она представляла его в образе нашего отца. Знаешь, наш папаша, он ведь жестоко обращался с Паолиной.
– И с бабушкой Розой тоже?
– Да. Такой уж он был человек. Но все знали, что он больше любит старшую дочку. Роза была очень хорошей девушкой до того, как приехала в эту страну. Такое впечатление, будто бы Америка выдавила из нее всю доброту.
– Ты сказал, что тетя Поппи, Паолина, своими выкрутасами разбила тебе сердце. А что именно она сделала?
Дядя стонет так тяжело, словно ему на плечи положили стальной рельс.
– Когда Паолина приехала в США, она как будто с ума сошла. Я тогда еще оставался в Италии, жил в Треспиано с отцом и матерью. Роза и Бруно нам писали, что она вытворяет. Родители очень тяжело это переживали.