– Они за мной следили, как в тюрьме. Зоуи думает, я не в курсе, что она каждый день в моих вещах рылась. День и ночь на стреме была. А когда сраный извращенец, ее муженек, стал до меня докапываться, ничегошеньки не сделала!
– Он тебя не трогал.
– Ну, конечно. Кто же мне поверит.
– Расскажи-ка поподробней. – Рио приготовилась записывать. – Когда и сколько раз это случилось? Что он сделал?
– Она врет, – вмешалась Ева.
– У нее есть право рассказать свою версию. Линкольн Штубен когда-нибудь применял к тебе физическое или сексуальное насилие? Если да, опиши подробности. Расскажи, сколько раз и когда это случилось.
– Вот скукотища! Он хотел… но я умею за себя постоять.
– У вас бывали стычки?
– «У вас бывали стычки», – передразнила Уиллоу. – Да, много. Он постоянно указывал мне, что делать. Вечно орал, что к старшим надо проявлять уважение. Я не собираюсь какого-то неудачника уважать.
– Поэтому-то он попал в твой список, – вставила Ева. – А вместе с ним твоя мама, брат, социальный педагог из школы, директор. Ах да – еще у тебя имелась схема школы.
– Ну, ее несложно было сделать. Я не только метко стрелять умею.
– Так и запишем. Ты планировала нападение на школу? Хотела убить учащихся, учителей и так далее?
– Была такая мысль. – Уиллоу вновь уставилась в потолок, покрутила пальцем в воздухе. – За мысли пока вроде не судят.
– Ты вернулась домой. Засела в комнате на третьем этаже, включила самодельную сигнализацию.
– И что?
– Затаилась и стала ждать. Рано или поздно они бы вернулись домой. И вот тут-то ты бы их встретила. Как собиралась с ними расправиться? Просто спуститься вниз, поздороваться и застрелить их всех на месте?
Уиллоу пожала плечами. Ева подалась вперед:
– Нехитрое дело. Стрелять из засады по трем безоружным. К тому же совсем неинтересно. Раз – и все. Слишком быстро. Разве ты только на это способна?
– Я могу делать все что захочу! – Уиллоу оттолкнула стаканчик. – Допустим, я представляла себе, как все будет происходить, когда они вернутся и лягут спать. Мечтать не запрещено. Представляла, каково это – убить жертву ножом. Вас же вот почти убила.
– Даже близко нет, – парировала Ева, поднимая забинтованную руку.
– Почти.
– Сначала – мальчик. Он ведь у тебя первым в списке значится.
– Вы ни черта не понимаете в тактике. Первым надо устранить того, кто наиболее опасен, – козла этого. Я бы Штубену горло перерезала. Тихо и быстро. Как был никем, так же незаметно и сдох бы.
– А потом?
– Потом, по идее, надо обезвредить Зоуи. Вырубить ее. И можно спокойно отправляться за мелким. Скрутить его и принести вниз.
Глаза Уиллоу возбужденно блестели. Ева не сомневалась – девчонка сейчас воочию представляет себе все, о чем говорит.
– Ранить его слегка. Совсем чуточку. Мамаша очнется, увидит, что у него кровь идет, что сыну больно, – начнет молить о пощаде. Пусть себе причитает – в спальне хорошая шумоизоляция. Да пусть хоть волком воет! Но если сильно разорется, я ему горло перережу. Но умолять – пожалуйста. Пусть рассказывала бы мне, почему не стоит убивать паршивца, которого она вообще заводить не должна была. Родила себе ляльку, чтоб меня заменить. Ну а потом я бы его распотрошила как ягненка. Давно мечтала. С тех пор как он родился. А ее бы заставила смотреть. А самой ей вены бы перерезала. Уже в самом конце. Чтобы медленно умирала. А я сидела бы и наблюдала, как из нее по капле жизнь уходит.
– Я ошиблась. Больше всех ты ненавидишь мать.
– Она бросила моего отца. Отняла его у меня. Пыталась заменить нас с ним Штубеном и маленьким засранцем. Я хотела, чтобы она увидела их мертвыми и поняла – это все из-за нее. Она всему виной. А на следующее утро я отправилась бы в школу. Пока еще никто не узнал… Я бы вошла в историю.
– Потому что хорошо знаешь расположение, распорядок дня.
– Прежде чем они опомнились бы и успели принять меры, я легко пришила бы несколько десятков человек. Потом, чтоб сбить с толку, еще штук двадцать кварталах в двух от школы уложила. А там уже подтянулись бы копы, репортеры, родители, просто случайные идиоты, собравшиеся поглазеть. Выбирай – не хочу. Сотню бы точно сделала. Никто еще никогда не убивал столько в одиночку с большого расстояния. А я бы смогла.
– И стала бы самой лучшей.
– Я и так лучшая. Просто вошла бы в историю.
– Твой отец бы этого не одобрил.
– Если бы мне удалось завершить его план, он бы передумал. Я помогла разделаться с его обидчиками – теперь моя очередь мстить. Это честно. Он совсем ослаб в последнее время, а цель придавала ему сил. Я бы даже согласилась пожить на Аляске пару лет. Чтоб он здоровье поправил. Но я заслужила свою собственную миссию.
Ева выжидательно молчала. Щеки Уиллоу вспыхнули, как когда-то у ее отца. Впрочем, в отличие от него дочь не утратила рассудок. Прекрасно понимала, что хорошо, а что плохо. Ей просто было наплевать.
– Ты утверждаешь, что, сговорившись с отцом, убила двадцать четыре человека, чьи имена были названы в ходе допроса. И собиралась убить еще нескольких.
– Да. Больше повторять не буду.
– И не надо. Ты также утверждаешь, что планировала убить Зоуи Янгер, Линкольна Штубена и Зака Штубена. Янгер и Зака собиралась к тому же пытать перед смертью.
– Да-да-да. Я что, неясно выразилась?
– Кроме того, ты заявила, что планировала нападение на школу имени Хиллари Родэм Клинтон и ее окрестности с целью убить по меньшей мере сотню человек.
– Рекорд! Вы мне мировой рекорд сорвали. У копов опасная работа. Будьте аккуратны. Вдруг через годик-полтора несчастье какое с вами приключится? А может, годика через три, – рассмеялась Уиллоу. – Три – хорошее число.
– Думаешь? А как насчет такого предложения: встретимся с тобой, скажем, годика через три с половиной в межгалактической тюрьме?
– Я туда не попаду. Какие же вы все тупые! Идиотки самые настоящие.
Она запрокинула голову и громко расхохоталась.
– Хотели, чтобы я призналась? Пожалуйста. Должны же вы понимать, на что я способна. Таких, как я, единицы. А потом, я все равно освобожусь меньше чем через три года. Как только восемнадцать стукнет.
– С чего ты взяла?
– Слышала, о чем вы говорили, идиотки! Отец сделку заключил. Дорожит мной. Поэтому согласился рассказать вам кое-что. А меня зато будут судить как несовершеннолетнюю. В восемнадцать освобожусь. Я ведь еще маленькая.
– Ты думаешь, что преднамеренно можно хладнокровно убить двадцать пять человек, ранить еще неизвестно сколько и преспокойно освободиться меньше чем через три года? К тому же ты еще призналась, что в дальнейшем собиралась убить еще сотню человек.
