«Карася» пришвартовали носом к корме «Стрижа», сцепив их максимально жестко и смягчив швартовку несколькими кранцами из пеньки. Как оно сработает, Борис без понятия. Но Рыченков знает, что делает.
Приз Рудакову нравился. В принципе корпус по размерениям схож со «Стрижом» и тоже деревянный. Разве только из-за отсутствия гребных колес не такой широкий. Надстройка не во всю палубу, между ней и фальшбортом имеется проход. Места для размещения экипажа куда больше. Целых десять кают. Причем шесть из них – просторней клетушки, занимаемой Борисом.
В надстройке у пиратов было нечто вроде кают-компании. Диваны, столы, шкафы с книгами, играми и выпивкой. На стенах развешано оружие. Кстати, тот звук, что Рудаков принял за снимаемый со щита топор, издавала массивная абордажная сабля. Пережиток прошлого, который вполне пользуют и сегодня. Словом, оружия тут развешано разного и в избытке.
Здесь же дверь на камбуз. Короткий коридор. По бокам – двери в гальюн и в душевую. В торце выход на корму, где устроен навес и находится плетеная мебель. А вот трап на верхнюю палубу…
До острова Голубицкого шлепали сутки. Так-то даже с буксируемым «Карасем» могли управиться быстрее. Иное дело, что в излишней поспешности не было нужды по причине все того же возможного перерождения кого из пиратов. Тела ведь нужно представить полиции. А как выяснится, что они добивали возрождавшихся, то и обвинение в убийстве тут же могут припаять, а там и каторга.
Захватили. Молодцы. Тела в путы и будьте добры представить пред светлы очи следователей и судьи. Вот только оставлять у себя за спиной такого ушлепка, как Стужа, – глупость вселенская. А так выпал один за борт – кто таков, поди разбери. Вроде не всплыл.
Именно в таком ключе они и отвечали на вопросы заполонившей оба корабля полиции. Бориса утащил в надстройку «Стрижа» молоденький полицейский с горячечным блеском во взгляде и полным решимости лицом.
– А почему твой шкипер решил отказаться от перевозки пассажиров и отправился в обратный путь налегке? – глядя на Бориса внимательным взглядом, продолжал допрос губернский секретарь.
Всего-то второй офицерский чин в полиции, дарующий право только на звание почетного гражданина, то есть разночинца. Ясное дело, что ему хотелось бы выслужить дворянство. А его так просто не получить. Одного образования и ступеней мало. Нужны еще и заслуги. Вот он их и выслуживает. По всему видать, землю готов рыть.
– Ну так двое, те, что напали на нас со спины, сказали, что, мол, знают, где стоянка Стужи. Мол, так-то сказать не могут, где-то на Крабовых островах. Но за награду пальцем тот остров показать сумеют, – пояснял Борис, усиленно строя из себя невежду с Разумностью ниже среднего, чтобы у этого карьериста не возникло желания взглянуть на его Суть.
– А почему в полицию не обратились?
– А зачем, если и сами управились? Или запрет имеется морских разбойников бить? – выпучив глаза, даже подался перед Рудаков.
– Ты мне еще поумничай, – одернул Рудакова следователь.
Парень тут же отстранился и, выпрямившись, словно проглотил лом, вперил в полицейского преданный взгляд.
– Дальше что было? – расправив плечи, свысока спросил следователь.
– Так задержался я в кочегарке. А когда поднялся, то тот разбойник, значит, в дядь Терентия и пальнул. У меня в руке нож, ну я и сунул ему в бок.
– А чего с ножом разгуливал?
– Солонину ел. Грызть-то ее зубов не напасешься, а так кусок срезал – и в рот. Пока на лопате, да у жаркой топки, так упаришься, что…
– И что, вот так прямо грязными руками и ел? – оборвал его полицейский.
– Чего это грязными? Я их в ведре сполоснул и тряпицей обтер.
– П-поня-атно. Слово «гигиена» тебе вообще знакомо?
– Господин судебный следователь, вы чего ругаетесь-то? Гиеной какой-то ни про что обозвали. Я же все как есть рассказал. Мне чего, самому нужно было сгинуть, чтобы вы довольными остались и не серчали сейчас? Так я не согласный. У меня жизнь одна и возрождения не видать как своих ушей.
– Что тут у вас? – заглянул на шум другой полицейский – в чине коллежского секретаря.
– Веду допрос, Вениамин Павлович.
– Вижу. Не тиранили бы вы парнишку, Глеб Георгиевич. Ну покромсали они разбойничков, тем доброе дело сделали. Будет у вас еще случай себя проявить.
– Осмелюсь напомнить, что шкипером на «Стриже» Рыченков Дорофей Тарасович, в бытность всем известный как морской разбойник Гвоздь.
– В бытность, Глеб Георгиевич. В бытность, – примирительно уточнил старший товарищ. – И за то он на каторге был, где одну жизнь разменял. А ныне перед законом чист, аки слеза.
– Не уверен, что он вот так запросто отринул свое прошлое. Опять же, по всему выходит, что из всей разбойничьей команды на перерождение мог уйти только Стужа. А его-то тела здесь и не наблюдается.
– Ну так выпал за борт. На море дело обычное.
– Возможно. Но выглядит все подозрительно.
Борис сидел с самым глупым видом и переводил не замутненный интеллектом взгляд с одного полицейского на другого. Вот только молодого идиота, стремящегося выслужиться перед начальством, ему сейчас не хватало. Эдак того и гляди придется бежать отсюда, пока ветер без камней. А у него, между прочим, только-только наметился тихий уголок, где можно без опаски заняться самосовершенствованием. И вот такие сюрпризы совершенно ни к чему.
– Ты, как я погляжу, господин губернский секретарь, о моем лихом прошлом многое успел разузнать. Только ить правильно Вениамин Павлович сказывает: лихоимствовал я, когда еще и твоих родителей-то не было. И за то сполна ответил. А вот о том, что три десятка лет тому назад я с британцами резался в рукопашной, вот на этом самом берегу, ты, похоже, не ведаешь. Как и о потопленном мною фрегате не знаешь. А паче того, пожалуй, позабыл положение о полных Георгиевских кавалерах.
– Дорофей Тарасович, ты чего завелся? – хмыкнул коллежский секретарь.
– Это я завелся? Ты, Вениамин Павлович, уйми своего молодого помощника. Я уж более полувека как закон чту и не позволю, чтобы меня дегтем мазали. Иль думаешь, коли не хаживаю, так и позабыл, где приемная боярина Голубицкого находится?
– Уймись, Дорофей Тарасович, – хмуро бросил старший полицейский. – Заканчивайте допрос, Глеб Георгиевич. Да не затягивайте. Дело тут ясное.
– Слушаюсь, господин коллежский секретарь.
– Пойдем, шкипер, не будем мешать вести допрос.
– Я на своем пароходе…
– Уймись, говорю, – выталкивая его за порог, потребовал коллежский секретарь.
Впрочем, скорее все же увещевая не в меру разошедшегося старика. Да еще и добродушно ухмыляясь, мол, все понимаю и со всем уважением, но и я не просто погулять вышел. Так ведут себя старые знакомые. Не друзья, но относящиеся друг к другу с должной долей уважения.
