А разве был бы мне приятен этот светлый дом с его оригинальными картинами и шкафами, доверху набитыми книгами разных времен; каменными люстрами и стилизованными под старинные пластиковыми балками; просторными комнатами без лишней мебели; кухней, выходящей на веранду с видом на реку? Нет, я сказал бы себе: «Уже видел».
Но когда Колдер зашел сюда, дом превратился в самый красивый и дорогой из всех, в которых я бывал. И ценный не по своей стоимости, а по значимости и близости сердцу.
Я тонул в блаженстве от предвкушения наших тихих совместных вечеров на веранде. Шерстяной плед, пар горячего какао, обожженные кружкой пальцы, теплый свет уличного фонаря, охватывающего лишь наши фигуры да колыхающуюся траву возле ступенек. И больше ничего, словно мира вокруг не существует, хотя уже завтра, с первыми лучами солнца, домики Кускии скинут с себя ночной покров, сменив его на дневной. И мы снова будем чувствовать себя лишь одними из миллиардов.
Жаль, что это были всего лишь фантазии. Пока я занимался размышлениями, Колдер успел переодеться в футболку и свободные джинсы. Он был подозрительно молчалив, изредка ахая и охая при виде интересных штук вроде странной деревянной вывески над плитой с выжженным фигурным текстом Potato room, на которую он пялился.
– Тебе здесь нравится? – Я снял кожаную бежевую куртку и повесил ее на спинку стула.
– Еще бы, – ответил он тихо и выглянул на веранду. Все точно как в моих фантазиях: вид на реку и столб, который вечером озарит наш домик. О Кристиан, знаю, что он твой, но, пока мы с Колдером здесь, я с неохотой думаю об этом доме как о чужом. Я пробыл на этом ранчо не больше двадцати минут, но уже ощущал, словно прожил здесь всю жизнь. Вместе с Колдером.
– Чур, комната с видом на лес моя. – Я схватил куртку и бросился на второй этаж.
– Тогда комната с видом на реку будет моей.
Стоило мне зайти в комнату, выглянуть в окно, окинуть лес восхищенным взглядом и глубоко вдохнуть природный воздух, как радостные и будоражащие воображение впечатления растворились в горьком ожидании дневной рутины. Меня уже звали вещи в чемодане.
Что-то на кухне внизу загрохотало. Судя по металлическому лязгу, это была кастрюля. Я непроизвольно улыбнулся неуклюжести Колдера, уронившего посуду.
Блуждающий взгляд по ничем не примечательной комнате скользнул к белоснежной постели, которую ночью я буду делить с холодной пустотой.
И снова грохот на кухне. Боже, Колдер никогда не брал в руки посуду? Он же вроде умеет готовить. Не удивлюсь, если это такая же тайна, как и его прошлое.
Я подпустил его к себе ближе, чем он подпустил меня к себе. Он даже не принял мой робкий поцелуй, не преследовавший ни привычную похоть, ни страсть. Я не мог себе ответить, почему сделал это, почему вдруг совершил то, чего всегда боялся. Вот так легко, лишь слегка наклонившись.
Но этот поцелуй, казалось, и не сблизил нас, и не оттолкнул друг от друга. Он лишь потуже связал нити на наших запястьях, давая понять, что, если настанет время расставания, так просто мы друг от друга не отвяжемся.
Невидимое расстояние, что было между нами, съедало остатки крохотной надежды сблизиться с ним. Боже, и когда же она зародилась?
Я не знал, о чем думал Колдер, чего добивался и какие выводы сделал после нашего, столь много значимого для меня контакта. Его беспечное выражение лица вызывало у меня и детскую радость, и досаду.
– Питер, иди сюда! – позвал он так, словно в доме был кто-то еще.
Я переоделся в футболку, толстовку с джинсами и спустился к нему. Он увлеченно читал старую кулинарную книгу, посуда на любой вкус смотрела на него с кухонного стола, а языки пламени включенной плиты едва не облизывали бумажное полотенце.
– Собрался готовить?
– Да, – он вручил мне книгу, – но для начала схожу в магазин.
На обложке сборника рецептов красовались тарелка с картошкой фри и название в ретростиле: «50 блюд из картошки».
– Ты серьезно? – Я открыл содержание книги и зачитал: – Картофельный салат «Ранчо», картофель фри, картофель хэш-браун с яичницей и овощной сальсой, картофельное пюре, пот-пай с картошкой и мясом, картофель под пикантным соусом… – Я поднял взгляд на Колдера. – Все это звучит аппетитно, но… это ведь все из картошки.
– Ты ее не любишь? – удивился Колдер. – Айдахо – американская родина картофеля. Он достояние штата.
– Но это не значит, что мы должны питаться только картошкой. Давай приготовим пиццу…
– С картошкой.
– Пирог?
– С картошкой.
– Салат?
– С картошкой.
Колдер испытывал мое терпение. С каждой раздражающей репликой улыбка на его лице становилась все шире, и я был так рад ее видеть, что мог бы продолжать глупый диалог, пока все не закончилось бы мороженым с картошкой.
– Делай что хочешь. – Я всплеснул руками, и кулинарная книга шлепнулась на пол.
Во мне вновь просыпался себялюбивый король, смотрящий сквозь толстую призму эгоизма на все происходящее как на акт оскорбления. Он не понял шутки, не увидел драгоценного шанса стать ближе друг к другу и приказал мне развернуться и уйти, а сам ликовал от высвобождения накопившегося негатива таким скверным способом. И пусть этот эпизод был мимолетным, мне стало страшно. Даже из-за мелочи я обижался и ничего, словно не управлял собственным телом и чувствами, не мог поделать. Даже попытаться.
Для окончательных изменений во мне нужно время. Гораздо больше времени.
– Да ладно тебе! – Колдер либо не увидел моей наглости, либо разглядел в ней наигранность и скрытое озорство. И когда он взял меня за руку и положил свою голову мне на плечо, эгоистичный король – не успел он даже вскрикнуть – испарился, оставив вместо себя смущенного принца.
Зачем он это делал? Зачем решил поехать в Айдахо со мной? Зачем сейчас держал меня за руку, прижимаясь к моей спине? Зачем, Колдер?
Я боялся обернуться и не смел выдернуть руку: мне казалось, что больше не будет возможности ее коснуться. Я не мог разобраться в собственных запутавшихся мыслях и растерялся, решившись уловить ход его мыслей.
Смешная штука получалась: сначала он пытался разгадать каждое мое действие, не вызывая эмоционального взрыва, а теперь этим занимался я.
– Хорошо, давай приготовим что-то не картофельное, – он отпустил мою руку и отошел на шаг: – я просто подумал, что тебе захочется лучше прочувствовать этот штат.
– Если бы я хотел, то прочел бы путеводители и буклеты, – и снова дерзкий тон. Я возненавидел себя за это и в секунду внутреннего раскаяния решил признаться: – Прости, я не хотел говорить таким тоном. Оно… само так происходит.
Я словно снял с себя толстую одежду, мешавшую вздохнуть полной грудью.
Задумчивый, но нежный взгляд Колдера посветлел от очередной искренней улыбки, но улыбался ли он моей короткой исповеди или собственным мыслям, я не знал. Когда же он свел брови словно от жалости, я перестал строить догадки.
