Со слезами на глазах я отложил газету в сторону.
«Я вел себя с ним как последнее дерьмо».
Прошло четыре года, а мое поведение почти не изменилось. Я все тот же, только чуть умнее. Все такой же капризный, непокорный, своевольный, эгоистичный и прямолинейный. Но черта с два я добился бы чего-то в жизни, не будь со мной моего настоящего отца.
И сегодня, когда он в очередной раз собрался сходить к дочери с новой игрушкой, я сказал ему:
– Я пойду с тобой, только загляну в детский магазин.
Глупо пытаться скрыть отцовское горе игрушками, но он не видел иного выхода. И я не видел. Милые мордашки, огромные блестящие глазки и розовый мягкий мех были лучше искаженных болью лиц, окружающих умирающего ребенка.
Магазин игрушек находился недалеко, и я решил добраться туда пешком. Я вышел из квартиры, спустился по ступенькам, открыл железную дверь, и от увиденного сделал шаг назад. Кажется, Колдер тоже был не готов встретиться со мной так неожиданно.
– Привет, – нерешительно поприветствовал он меня.
– Вот это встреча, – пробубнил я. – Что ты здесь делаешь?
– Решил заглянуть и поговорить.
– Прости, но ты не вовремя. – Я подошел к нему вплотную. – Мы с Ганном уедем через час. А сейчас я должен сходить в магазин игрушек.
На лице Колдера заиграла легкая улыбка, и он пожал плечами, спрашивая:
– Зачем?
– Хочу купить игрушки, или из названия магазина это непонятно? – Я вскинул бровь. – О чем ты хотел поговорить? Если ты не против, можем пройтись и поговорить об этом по дороге.
Господи, где мои мозги, когда они так нужны? Компания Колдера – не то, что мне было нужно в тот момент. Обдумывание подарка, мысли о детях и несправедливости к ним – вот то, чему я собирался посвятить следующие пятнадцать минут. Я не сомневался, что Колдер примет мое предложение, но он неожиданно ответил:
– Не хочу тебя отвлекать. Тогда в следующий раз.
– Ты меня и не будешь отвлекать.
Господи, я все еще жду свои мозги!
Колдер расцвел:
– Точно?
– Да, идем. У меня мало времени.
Думать одно, размышлять одновременно о другом, а творить совсем иное… Моя жизнь делилась на эти три абсолютно несовместимые, противоречащие друг другу части. Каждая из них делала, что ей только вздумается, и пусть пока я сомневался в своем решении, но чувствовал и понимал, что оно верное. Компания Колдера сейчас для меня то, что на самом деле необходимо. Он услышит мои предположения, прокомментирует, поддержит. Он развеет мою неуверенность, посоветует, поймет, прежде чем я что-то скажу. Быть может, мы поспорим пару раз, но будем чувствовать, что все хорошо. Это уже в порядке вещей. Это наша обыденность. Наша реальность. Наша особая связь.
– Так о чем ты хотел поговорить, из-за чего пересек полгорода? – поинтересовался я у него, прежде чем рассказывать что-то самому. Небольшой знак уважения, означавший, что для меня Колдер вышел из категории знакомых пустышек, которые можно было загрузить своими проблемами и забыть, и попал в новую, пока мне самому неизвестную категорию людей.
– Скажи мне, Питер, – услышав, как он произносит мое имя, я вздрогнул, – ты… такой же, как и я?
20
– Такой же, как и ты?
Порой Колдер удивлял меня… Порой? Кого я обманываю? Колдер – ходячий сюрприз, заставляющий меня каждый раз испытывать либо новые, либо давно забытые чувства, собственными руками захороненные под выжженной землей равнодушия.
Его слова смущали, забавляли, напрягали, злили. Словом, не столько пробуждали во мне интерес к этому светлому существу, сколько привязывали меня к нему. Еще эмоций, еще раздумий, еще откровенных разговоров. Еще! Мне всего было мало, и даже сейчас, уже догадываясь, что хочет донести до меня мой недодруг и недовраг, я испытывал удовольствие и трепет. Я чувствовал жизнь, был вовлечен в нее с головы до ног, каждой клеточкой своего тела, не имея права уйти в себя даже на секунду.
Жизнь всегда была для меня слишком сложной, очень запутанной, совершенно непостижимой. От нее попахивало тленом. Я все задавался вопросом, что в ней забыл, зачем появился на свет, если не могу с ней справиться. Я искал правильную кнопку «выхода» из загадочной игры под названием «жизнь», а находил лишь ту, на которую отважится нажать лишь самый отчаянный. Но тогда игру не пройти снова.
– Что ты имеешь в виду? – спросил я у Колдера.
Он спрятал руки в карманы куртки. Его таинственно-светлый, но пугающе-опасливый взгляд перебегал от меня к случайным прохожим и обратно.
– Что ты такой же помешанный на творчестве человек.
Я облегченно выдохнул, но телу и разуму не сразу удалось отойти от напряжения, появившегося от предполагаемых, но не произнесенных слов Колдера. Держу пари, он слукавил, пошел на попятную, посчитав истину глупой и рискованной для ее свободы.
«Ты тоже предпочитаешь парней?»
Он вспомнил, что меня интересуют лишь девушки? Он понял, что витавшим в воздухе вопросом быстро выдаст себя? Он действительно хотел спросить о творчестве?
Но я очень ждал этих смелых слов. Я мог представить, как Колдер говорит мне их, но… почему именно они лезли мне в голову? Почему мои предположения не были проще? Потому что подсознательно я понимал одну важную вещь, факт, который должен был изменить мое отношение к этому парню.
– Ты что-то недоговариваешь. – Я не смог сделать вид, словно ни о чем не догадываюсь. – Неужели ты проехал полгорода только ради этого?
– Ты ожидал чего-то другого? – В его глазах мелькнула хитринка.
Секунду назад он был в неловком положении, но всего один крохотный вопрос поменял нас местами.
– Что ты хотел услышать?
Два крохотных вопроса.
Каждый наш разговор, каждое произнесенное слово можно было бы сравнить с работой сапера, который медленными движениями, просчитывая каждый шаг и дважды обдумывая каждую мысль, подбирает правильный набор действий и воплощает их, осознавая, что они могут быть неверными, что они могут стать последними мгновениями его жизни. Но свернуть назад он уже не может, потому что тогда конец неизбежен.
– Что значит «хотел услышать»? – вспомнив о своих артистических способностях, я нахмурился и сделал кислое лицо, стараясь как можно искреннее показать свое недоумение. – Просто странно проделывать такой путь из-за чепухи.
Я не мог больше стоять на месте под непрерывным гнетом взглядов Колдера и направился в сторону магазина игрушек.
Наши различия заключались и в том, что я чаще прятал глаза, отворачивался, смотрел по сторонам, вниз, в сторону, вверх – куда угодно, но только не на собеседника. Говорил я правду или ложь, приятное или омерзительное – неважно. Колдер же всегда смотрел в глаза. По крайней мере мне он практически всегда смотрел в глаза. Как с остальными – я особо не обращал внимания.
