Однажды мы вернемся к этому неловкому разговору. Хотелось бы его оттягивать еще денек-другой, но кто знает, свела ли нас судьба сегодня намеренно, чтобы мы смогли объясниться.
Постойте, совсем забыл, что судьбы не существует! Может, она и есть, спит непробудным сном, но стоит ей спросонья раскрыть глаза, как чувства и мысли тянущихся друг к другу людей совпадают, действия встают на одну орбиту и несутся навстречу друг другу, нужные слова текут долгим потоком, а их итог – правильный финал, собирающий рассыпанные пазлы в единое целое.
– Пойдем отсюда. – Я хлопнул Колдера по плечу.
– Но…
– Никто и не заметит нашего ухода, поверь.
Выйти из душной квартирки на улицу с ее ночным холодком, мерцающими огнями, будоражащим ароматом и безликими, таинственными тенями прохожих равносильно выходу из годового заточения в закрытой темнице. Ты отдаляешься от нее и понимаешь, что никогда не вернешься назад, и ни одно блаженство мира не заставит тебя передумать, потому что отныне оно неспособно заполнить пустоту в твоей душе. Оно осталось в прошлом, и есть иные пути, способные изменить тебя, позволить почувствовать вкус к жизни, а не лишать его тебя.
– Ты ни разу не принял при мне наркотики, в отличие от твоих друзей, – заметил Колдер, шагая рядом со мной.
– Они мне вовсе не друзья. – Я фыркнул, ежась от крепчавшего холода. – Они – способ проведения досуга. Как и я для них, впрочем.
– А есть ли у тебя друзья?
– Нет. Есть мой настоящий отец.
– Настоящий? – Колдер остановился.
Погода его не волновала: теплая кофта и длинная куртка с джинсами защищали его от неминуемой для меня вероятности заболеть. А впрочем, не все ли равно, слягу уже завтра с температурой или продолжу свое существование в поисках искорок и дровишек для подкидывания в угасающий костер жизни?
– Да. – Мне пришлось остановиться тоже. – Есть еще родной, но он не настоящий, а самый что ни на есть поддельный. Просто донор спермы.
Последние слова вызвали у Колдера сдержанную улыбку, но первые придали ей горький привкус.
– А мать?
– Застряла в наркологическом центре. – Я прикусил губу, прежде чем признался не столько Колдеру, сколько самому себе: – Кажется, она оттуда не выйдет.
Я не смотрел на своего «друга», но чувствовал, как он пристально и тепло смотрел на меня, на мои опущенные, вздрагивающие веки, словно пытался вытянуть из меня ответный контакт. Но я боялся. Физическое вмешательство проклятого холода заставило меня ослабить защиту и развязать не только язык, но и мысли:
«Если я взгляну на него, если позволю себе ответный контакт, не почувствую ли то, чего чувствовать не хочу? То, что заставит меня трястись уже не от холода. Трепет, вызываемый симпатией, которую я так стараюсь топить в болоте ошибочного мнения, специально порожденного для этого. Не хочу смотреть ему в глаза. Не хочу привязывать свою жизнь к нему, к этому разговору, к этому постыдному раскрытию. Хочу снова стать тварью».
Но я знал, что, пока стою на улице, продрогший, задумчивый, безмолвный, потерянный и в душе смертельно одинокий, я не могу стать собой. Тем собой, которого сам же создал.
– Зайдем в кафе? – Взгляд Колдера пробежался по моему дрожащему телу.
Я пожал плечами, молча принимая его предложение.
17
Стоя у кассы небольшого скромного заведения, я заметил, что Колдер значительно выше меня. Приблизительно на десять сантиметров. Думаю, все дело в его длинных ногах, ведь телосложение у нас было почти одинаковым.
Глупо было, возможно, заходить в кафе вдвоем, зная, какие мерзкие слухи ползут по улицам Лос-Анджелеса, забираясь на стены и вгрызаясь в скудные умы. Но этой ночью то ли работники были равнодушны к нам, то ли я был равнодушен к их мнению, ибо не замечал ничего, кроме маячащего передо мной Колдера. В этом таятся странная философия и ценность жизни: в крупных городах никому до тебя нет дела. Все равнодушны и слишком серы и умны, чтобы подпускать к себе других, но в то же время они слишком глупы. Две стороны одной медали.
– Что будешь? – вопрос Колдера ввел меня в ступор. Желудок, признаться, не требовал еды, но…
– Не откажусь от горячего какао.
– Два какао, – тут же сделал заказ мой «друг», положил на кассу пару купюр и, не дожидаясь ни расчета, ни сдачи, отошел в сторону, оставляя кассирше право самой распоряжаться оставшимися деньгами.
Мы выбрали столик у окна в самом углу. Мне захотелось расположиться на закинутом подушками и пледом подоконнике, но Колдер сел на стул, и мне пришлось сесть напротив.
В немом ожидании мы делали вид, что заняты: мой «друг» рассматривал прохожих, я же изучал меню, мысленно моля официантку поскорее принести какао. Молитвы были услышаны, и через минуту на нашем дешевом столике, украшенном лишь стеклянной бутылкой с кофейными зернами, стояли две кружки горячего напитка.
– Ты все-таки принял предложение Кристиана, – неожиданно начал Колдер.
«Боже, не мог ли ты сказать мне об этом до того, как я сделал глоток?»
Скрывая волнение, я на секунду улыбнулся ему и с хитринкой в голосе ответил:
– Да. Такие деньги на дороге не валяются, как говорится.
– Только ли в деньгах дело?
– В чем же еще?
– Может, в твоих скрытых мотивах? – его заигрывающий взгляд навел меня на мысль о том, что Колдер назло мне копировал мои повадки. Даже тон, которым он произнес эти слова, напоминал мне мой: такой натянутый, но легкий, интригующий, но в то же время словно безразличный.
Зачем он это делал?
– Нет, дело в деньгах. – Я отодвинул кружку и положил руки на стол. – Ты же не думаешь, что я согласился ради тебя?
– С чего бы мне так думать? Есть повод?
Решив загнать крольчонка в капкан, я сам в него попал. От неловкой паузы меня спас шумный пьяный посетитель, потребовавший счет.
– Все дело в Ганне. – Нелегко расставаться с правдой, когда сам не успел ее принять. Будь передо мной Кристиан, Роллинс или даже сам Ганн, я предпочел бы прикусить себе язык, чем признаться: – Мне кажется… иногда я думаю… что нужно остановиться. Что жизнь все же стоит того, чтобы ее прожить. Но, возможно, меня останавливает страх стать таким, какими становятся наркоманы к концу жизни. Я задумываюсь: неужели сам превращусь в ходячий изуродованный труп и так бесславно закончу свое существование? Но в то же время… запутался, – я усмехнулся своей глупости, своим сумасбродным, смешавшимся мыслям и желаниям.
Инстинкт выживания подсказывал вернуться к нормальной жизни и уберечь себя от беды, но эта нормальная жизнь… какая она?
Боже, какой же сложный выбор ты заставляешь меня делать.
– Надеюсь, ты не свернешь с пути. – Взгляд Колдера потеплел, но пальцы нервно сжимали горячую кружку. – Не хотел бы я в один день узнать, что тебя не стало.
