– Прошу, не перебивай его, когда он будет рассказывать тебе о музыке, – наставлял меня Ганн, и я с усилием сдержался, чтобы не припечатать руку ко лбу и не закатить глаза. – Нам повезло, что он согласился помогать тебе, но и ты помоги ему. Нельзя оставаться в долгу. – Он уже собирался выходить, но вдруг, что-то вспомнив, закрыл дверь и спросил: – Кстати, ты принял предложение Кавилла?
– Ты о роли гея? Нет, не принял и не приму, – мой ответ прозвучал уверенно, но я знал, что еще не раз рассмотрю предложение, даже если придется кричать всему миру о своем отказе. В этом и заключалась фишка: пока все думают одно, ты занимаешься совершенно другим.
– Какой же ты упрямец. – Ганн покачал головой. – Ладно, пойду, пока костюм не провонял этим смрадом. А ты… – Он оценивающе оглядел меня и сжал губы. Я был лишь в трусах и запачканной чем-то кофте, что была больше на три размера. – А ты оденься в нормальную одежду и приберись. Не опозорься перед Колдером.
Каждый раз, когда Ганн давал мне задания, я чувствовал себя малышом. «Веди себя хорошо, пока меня не будет, и никому не открывай дверь, даже если будут требовать» – Ганну оставалось сказать лишь это, чтобы окончательно превратить меня в ребенка, которому еще взрослеть и взрослеть.
В просторном зале не было ни единого чистого квадратного метра: бутылки, пакеты, упаковки от чипсов, сами чипсы, жалобно хрустевшие под моими босыми ногами, грязная одежда, засыпанная крошками и залитая колой, скомканные листы бумаги и покоящиеся на полу книги, собранные в кривые стопки. Я распахнул окно, чтобы впустить холодный остужающий ветерок. Тело мгновенно покрылось мурашками, но я не спешил поднимать с пола джинсы и одеваться. Холод помог окончательно проснуться, чтобы встретить новый день с его серым настроением в десятом часу утра.
Колдер должен был прийти ближе к одиннадцати, и за несчастный час невозможно убраться во всех комнатах. На одну лишь кухню ушло бы не меньше полутора часов. А впрочем, кто сказал, что я буду предпринимать попытки прибраться? Колдер не так дорог моему сердцу, чтобы бояться встречать его в такой грязи, а потому я просто включил телевизор и приготовил себе крепкий кофе.
Не успел я сделать глоток горячего напитка, как по всем комнатам разлетелся звонок из коридора. Я не имел привычки смотреть в глазок перед тем, как открыть дверь. Причина заключалась в моем равнодушии. Увижу я там грабителей, убийц или соседей – разницы нет. Задумавшись над этим, я с сокрушающим сожалением, наводящим на жалость к самому себе, понял, как сильно запутался в своих суждениях и желаниях. Но, казалось, чем дальше я брожу в поисках себя и скрываюсь в недолгих блаженствах, тем больше теряюсь уже не в желаниях, а во тьме, возникшей после исчезновения этих самых желаний.
Я больше ничего не хотел от жизни. Мне всего восемнадцать, а я уже так устал, что, если бы на пороге моего дома сейчас стоял убийца со смотрящим на мой лоб дулом пистолета в руке, я бы не испытал ничего, кроме, быть может, облегчения. Но никто не смотрел на мой лоб, никто не держал оружия и даже не было никакого убийцы. На меня смотрел один лишь Колдер.
– Привет. – Его взгляд мигом пробежался по мне с головы до ног и сменился с приветливого на озадаченный: да, на мне все еще не было штанов и я все еще выглядел как обдолбанный пьянчуга.
– Ты сегодня рано. – Я не спешил впускать его в дом. – Не вижу гитары у тебя за спиной.
– Я не посчитал нужным приносить ее сегодня. Есть другие вопросы, которые нам следовало бы решить.
– Например?
Колдер намекающе бросил взгляд в коридор, напрашиваясь на приглашение войти. И он получил его в виде моего молчаливого ухода в гостиную. Осторожно оглядываясь, как если бы он очутился в непроходимом лесу, гость вошел в дом, стянул с себя куртку и повесил ее на вешалку в шкаф с залапанным стеклом.
– Проходи. – Я сделал глоток кофе и уменьшил громкость телевизора. – Чувствуй себя… как дома.
До ощущения «как дома» Колдеру, судя по его озадаченному виду, было как до луны. Он наступил на пустую упаковку от чипсов и чуть не подпрыгнул от испуга. Я все-таки надел штаны, расчистил диван от крошек и расселся на нем, как бы приглашая гостя составить мне компанию.
– Что здесь произошло? – спросил он.
– Мы… отдыхали.
– Очевидно, вам было очень весело.
– Ты даже не представляешь как. Так, что я ничего толком не могу вспомнить.
– Надеюсь, ты не забыл о предложении Кавилла.
– Разве об этом забудешь? Словно мне каждый день предлагают сыграть гея.
Я не анализировал мысли, прежде чем дать добро на их превращение в слова. Мой приглушенный безразличный голос перетекал в едва слышимый шепот, но я был не в силах повысить его хоть на один тон – лень прилагать к этому усилия. Я облокотился о подлокотник дивана и уперся щекой в ладонь, закрыв глаза.
Признаться, я сейчас с удовольствием обнял бы свою пропитанную утренним холодом подушку и укутался бы в тяжелые мягкие одеяла, чем сидеть на неудобном диване с неожиданно пришедшим Колдером.
Успешные люди говорят, что лучше прийти на час раньше, чем опоздать даже на минуту. Это был тот случай, когда лучше бы Колдер опоздал на тот самый час. А лучше – на два. Ладно, чего уж там, лучше бы он вообще не приходил и не сиял в этой вонючей дыре своим идеальным лицом и шелковистыми волосами.
Я согласился на его еженедельную компанию лишь ради Ганна. Вернее, ради тихих вечеров с ним без доводящих до тошноты разговоров. Еще пара таких моральных зачитываний по памяти – а мне иногда думалось, что он все усердно читает с листка, ибо некоторые его предложения повторялись слово в слово, – и мои глаза закатятся вовнутрь.
– Так что ты об этом думаешь? – спрашивал меня Колдер.
Я оторвался от своей потной ладони, поднял на него сонный взгляд слипающихся глаз и взъерошил волосы, убирая их со лба и приговаривая:
– Думаю, что это бред. Я не хочу в этом участвовать. Я все сказал тогда или ты меня не слушал?
– Как можно было тебя не слушать? – Он улыбнулся. На секунду его глаза сузились с характерной хитринкой и наигранностью. – Ты говорил достаточно… жестко. И громко. И, как я понял… – он перевел взгляд на пол, – в наших взаимоотношениях все еще имеются бреши.
– Ты даже не представляешь какие.
Я не знал, чего стоило ждать от него после этих слов, после этого безобидного признания, выпущенного с такой легкостью. А Колдер не показал эмоций. Он лишь склонился над коленями, уперев локти в них, и сплел пальцы в замке.
– А что думаешь об этом ты? – Меня действительно это интересовало.
– Думаю, что соглашусь, потому что, возможно, другого такого предложения у меня не будет. Хотя роль гея меня пугает. Она способна поставить на мне клеймо. Сейчас не лучшее время для таких фильмов…
– Как раз наоборот. В последнее время режиссеры обратили свои взоры на табуированные темы, которые для ночного Лос-Анджелеса уже обыденность. В Содоме и Гоморре смущенно краснеют.
