– Лучше бы водой, – сказал папа, оглядывая погребенную под мясом и костями плиту.
– Пока я буду воду набирать, ты все сожжешь! – воскликнул Никита.
Он все еще не мог успокоиться, руки тряслись.
– Тс-с! – умоляюще поглядел на него папа.
Никита ответил сердитым взглядом. Папа виновато заморгал, шагнул к Никите и прижал его к себе.
– Извини.
Они постояли, обнявшись и покачиваясь, как два дерева, а потом оторвались друг от друга и, переглянувшись, принялись молча убираться.
* * *
Бабушка сказала, что еще никогда ее кухня не была такой чистой. Мама сказала, что еще никогда не пробовала таких вкусных оладий. Бабушка спросила, а куда же делся вчерашний бульон. Папа и Никита сказали, что они его съели. На самом деле все, что осталось от бульона, было тщательно зарыто в компостной куче. Наверное, когда-нибудь потом, через неделю или две, папа и Никита найдут в себе силы открыть бабушке правду о пожаре на кухне. Но пока что – нет. Им было страшно признаться.
Мама и папа решили уехать после обеда. Завтра им рано вставать на работу, надо лечь пораньше и выспаться. Время, оставшееся до отъезда, они провели, гуляя с Никитой по деревне. Играли в салки на лугу, строили шалаш у бабушкиного забора, искали на дороге камни, похожие на кости динозавров. Если бы Никита не чувствовал себя сегодня таким взрослым, он не выдержал бы и заплакал – раз пять заплакал бы, по разу на каждый час. Но он выдержал и был сильным. После обеда они с бабушкой проводили маму и папу до автобусной остановки.
– Значит, на следующие выходные у нас план такой, – говорил папа не умолкая, – познакомиться со Спутником, посмотреть на звезды, понаблюдать за аистами, пофотографировать, поиграть в «Поезда», «Уно» и «Шакала». Как бы мне все это не забыть. Ты напомнишь? – обратился он к маме.
– Конечно, я напомню, – кивнула мама.
Они уехали на автобусе, и бабушка с Никитой долго махали им вслед. Когда автобус скрылся из вида, Никита заплакал. «Я все знаю, я знаю, что они приедут через пять дней и все будет снова хорошо, но не надо меня утешать, сейчас я хочу реветь», – думал он, пряча лицо от бабушки. Но бабушка и не думала его утешать. Она просто стояла и ждала. Когда Никита затих, вытер щеки и поднял голову, она обняла его, и они пошли домой.
Дом, в котором недавно были мама и папа и в котором их теперь не было, пугал Никиту. В него не хотелось входить. Бабушка оставила Никиту снаружи и вынесла ему пластиковую канистру, в которой завелась зелень, расшатавшийся стул и прожженную прихватку. Канистру надо было отмыть, стул – починить, на прихватку поставить заплатку. Бабушка сообщила, что работа – лучшее средство от тоски. Когда подавленный тоской Никита безропотно выполнил все три задания, бабушка придумала четвертое – помогать ей смазывать дверные петли маслом. Когда они принялись за пятую или шестую дверь, бабушка спросила:
– Никита, зачем ты рассказал Королю про охотника?
Никита ничего не ответил. Бабушка прицелилась и выстрелила машинным маслом в дверную петлю. Густая масляная струйка поползла вниз по косяку. Никита вытер струйку тряпкой.
– Никита, я тогда ночью, на сарае, говорила с тобой о личных вещах, – продолжила бабушка. – Орион – это для меня личное, понимаешь?
Никита оторвал тряпку от косяка и поднес ее к глазам, рассматривая оставшиеся на ней масляные пятна.
– Мне не нравится, когда люди болтают о моей… – бабушка запнулась, подыскивая слово, – о моих тайнах.
– Ты не говорила, что это тайна! – воскликнул Никита, вскидывая голову.
Он был обижен. Он не болтун, он хотел помочь Королю.
– Да, не говорила, – согласилась бабушка. – Но…
Она посмотрела на Никиту, вздохнула и махнула рукой с зажатой в ней бутылочкой. Струя машинного масла вылетела из открытого горлышка бутылки и попала бабушке на майку и комбинезон.
– Ох ты, – протянула бабушка, оглядывая себя.
– Король хороший, – глухо проговорил Никита.
– Конечно, хороший.
– Тогда зачем ты его прогнала? – воскликнул Никита, бросая тряпку под ноги.
– Я… – начала бабушка и умолкла, глядя, как Никита топчет несчастную тряпку. Он бил ее пятками, прыгал на ней, пыхтел и размахивал кулаками.
– Слушай, ну ее, эту дверь, потом доделаем, – деловито заговорила бабушка, проходя мимо прыгающего Никиты на кухню.
Вернувшись через пару минут с термосом и бутербродами, она увидела, что Никита уже выдохся – он стоял, привалившись к стене, и не двигался.
– Идем гулять, – сказала бабушка и ногой откинула тряпку в сторону.
* * *
– Так-то полегче, да? Мне – определенно легче. Иногда надо уходить из дома, иначе можно сойти с ума.
Бабушка говорила, Никита слушал и размышлял, легче ему или нет. Они шагали по дороге, оставив деревню позади. Впереди был поворот к Бобре – Никита помнил это место, вчера они проходили тут с папой, мамой и Олей.
– Я не думаю, что Оля и в самом деле считала тот заболоченный пруд морем, – сказала бабушка, словно прочитав мысли Никиты. – Она была на море давно и забыла дорогу. К пруду вы вышли случайно, а Оля решила, что это то самое «море».
Никита пожал плечами. Может быть, да, а может быть, нет.
– Как вы шли? – спросила бабушка.
– После Бобри направо, – не очень уверенно начал Никита. – А после Лукова, кажется, налево. Дальше не помню. Там была тропинка в лесу. И мы заблудились.
– После Лукова заблудились?
– После, – проговорил Никита. – И до Лукова тоже заблудились.
– После и до? До и после?
– Ага.
– Не повезло, – подтвердила бабушка.
Она критически посмотрела на солнце, которое уже направлялось к западу, оглянулась на деревню, оставшуюся позади, и решительно сказала:
– Вот что. До захода солнца три часа. Я тебя отведу к морю прямо сейчас. Час на дорогу туда, час – на дорогу обратно, час – про запас.
Никита остановился и в изумлении уставился на бабушку.
– А что ж ты вчера нас до моря не довела? – возмущенно воскликнул он.
Бабушка подняла руки в примиряющем жесте.
– Я думала, что Оля справится.
