Я рассказываю вам о том, сколь тяжело было мне расставаться с вами, не для того, чтобы опечалить вас, а чтобы показать, что мне пришлось выдержать нелегкую битву с собой, дабы не роптать по поводу решения, кое я приняла исключительно по собственной, а не чьей-либо воле. В то утро я хоть и дала волю слезам под покровом предрассветной темноты, но твердо решила сохранять жизнерадостный вид на протяжении всех жарких и утомительных дней дороги, которая нам предстояла. Да и в перемене мест скрыта некая притягательность, способная улучшить даже самое скорбное расположение духа. Через несколько недель плоские поля Мэриленда сменились покатыми холмами Вирджинии, похожими на облысевшие головы каких-то великанов. Сколь велик мир! Вокруг нас сомкнулся густой лес, и вскоре мы достигли реки. Преподобный Уитакер заявил, что мы взойдем на борт плоскодонной лодки, на которой и проделаем почти весь оставшийся путь.
На месте высадки, кое оказалось грязным и топким, царила суета. Мы должны были плыть вместе с целой флотилией плоскодонок, плотов и каноэ, что, по идее, должно было обезопасить нас от нападения индейцев, и в каждом плавучем средстве сидели один или два человека с длинноствольными ружьями. Мы с Уитакерами и еще несколькими пассажирами сгрудились на грубом деревянном помосте, несколько приподнятом над илистым берегом и служившим своего рода причалом, хотя и довольно шатким, и принялись ждать. Почти полдня мы провели под лучами палящего солнца, пока плоты загружались многочисленными семействами, надеющимися застолбить за собой участки земли на юге, вместе с их скарбом, овцами, коровами, лошадьми и даже свиньями, курами, плугами и мешками зерна, мотыгами и прялками.
Рабы сложили штабелем черную патоку, виски и ружья, кои следовало доставить на торговый пост, который и был пунктом нашего назначения. От бочонков с виски исходил отвратительный запах, что, несомненно, случится и с мужчинами, кои станут пить его. Пока шла погрузка виски и ружей, нас развлекали – хотя это слово не совсем уместно в данном случае – громогласным пересказом многочисленных историй о пьяной пальбе, которой подобные поставки обыкновенно сопровождались. Миссис Уитакер все крепче поджимала губы, и впервые за все время я ощутила к ней нечто похожее на симпатию. То скверное и грубое место, куда мы направлялись, наверняка вызывало у нее беспокойство. Я и сама изрядно тревожилась, но решила положиться на Господа в том, что он благополучно проведет нас любой долиной теней. Или по воде. Глубокие воды заставляют меня нервничать.
Когда наша флотилия уже готовилась к отплытию, вдруг раздался крик: «Подождите!» К месту высадки подкатила крытая повозка, которая привезла целую делегацию серьезных бородатых джентльменов из совета миссии. Их женщины передали для нас целый ящик всяких полезных штуковин: Библий, гвоздей, больших кастрюль для школы, корзинок для шитья и отрезов крепкого набивного ситца на скромные новые платья для индейских девочек. Очень вовремя. Рабам с причала было приказано перенести ящик на борт. Серьезные джентльмены с удивлением обнаружили, что я очень молода, а один из них даже заметил, что никак не ожидал увидеть юную элегантную мисс в роли учительницы. Элегантную, мама! А каким тоном это было сказано, ты бы слышала! Или такой эффект произвело платье из грубой полушерстяной коричневой ткани, которое ты сшила для меня, крепкие рабочие сапожки и чистый носовой платок? Я едва успела прикусить язык, чтобы не заявить ему в ответ, что родители приучили меня и сестер к тому, что чистое и опрятное женское платье и внешний вид являются несомненным признаком внутренней чистоты духа и опрятности сердца.
В общем, я поскорее постаралась забыть о нем и его словах. Вода в реке была коричневой и грязной, и я стала всматриваться в ее глубины в надежде увидеть рыбу. Капитан заметил это, фыркнул и сообщил, что под поверхностью таятся опасные течения и что легкомысленные молодые леди, которые чересчур сильно свешиваются через борт, чтобы полюбоваться на свое отражение, частенько падают в воду, после чего их затягивает под лодку и они тонут. Но когда я отпрянула и сказала, что смотрю не на свое отражение, а пытаюсь разглядеть рыбу, он громко рассмеялся. Миссис Уитакер, по своему обыкновению, преисполнилась порицания, но было ли оно адресовано мне за то, что я перегнулась слишком сильно, или капитану за его громкий смех, или же реке за то, что она текла чересчур быстро, я бы затруднилась определить. Миссис Уитакер вообще относится ко мне неодобрительно, но особенное неудовольствие вызывают у нее мои рыжие волосы, уложить которые в аккуратную прическу весьма нелегко, поскольку непокорные локоны так и норовят выбиться из нее, как бы туго я ни стягивала их в узел на затылке. Кроме того, она с осуждением поглядывает на шляпку, которую Маргарет украсила перьями дикой утки, равно как и на флакон лавандовой воды, что ты дала мне с собой в дорогу, мама, действие коей я нахожу исключительно освежающим. Она с подозрением поглядывает на мой маленький томик сонетов Шекспира, который я достаю из кармана, пытаясь убить время, когда мы делаем остановку, чтобы дать отдых лошадям, и я полагаю, что она не одобрит мой запас чистых чулок, носовых платков и нижнего белья, кои ты уложила в мой саквояж.
Миссис Уитакер напоминает мне о том, что, поскольку мне исполнилось всего восемнадцать лет от роду, я едва ли могу рассчитывать на какой-либо авторитет у девушек-аборигенов. Преподобный Уитакер относится ко мне с большей добротой, но при этом он рассеян и чуточку не от мира сего. Поначалу я очень сожалела об отсутствии более подходящих и близких мне по духу попутчиков, но потом решила, что должна смириться и с тем и с другим.
Мы постарались разместиться со своими корзинами и узлами как можно удобнее под навесом, исполняющим роль каюты, но при этом наши сундуки и ящик из миссии пришлось всунуть едва ли не на головы нам. Впрочем, ящик мы используем для сидения.
После этого мы наконец оттолкнулись от берега и вскоре оказались на середине реки. Полдень был таким теплым и даже душным, а меня так сильно прижали к преподобному Уитакеру, что я решила подойти к поручням, дабы глотнуть свежего воздуха. Берег ускользал вдаль намного быстрее, чем я ожидала, и, поскольку солнце припекало и здесь, разбрызгивая по воде солнечные зайчики, я сняла шляпку, подставляя лицо прохладному ветерку. Волосы мои выбились из-под заколок, и я тряхнула головой, расправляя их, прежде чем собрать в пучок снова. Но тут я заметила, что капитан смотрит на меня таким взором, который привел меня в замешательство.
– Миссионеры, значит? Я знаю пару местечек помимо миссии, где с радостью приютят под своей крышей такую красотку, как вы. Мужчины почли бы за счастье хорошо заплатить за такие волосы, – сказал он.
Уитакеры расслышали его последние слова.
– Немедленно наденьте шляпку, – прошипела миссис Уитакер. Я повиновалась. Затем, повернувшись к своему супругу, миссис Уитакер потребовала: – Преподобный Уитакер, давайте помолимся об успехе нашего предприятия.
Подавив вздох, я послушно склонила голову, закрыла глаза и скрестила руки. Преподобный же Уитакер своим рокочущим басом принялся читать пространную молитву обо всем, что только могло прийти ему в голову. Я иногда спрашиваю себя, а не устает ли Господь слушать его и не явит ли ему Божественное откровение о необходимости быть кратким. И вот всю следующую неделю или около того мы с молитвами плыли вниз по реке, по счастью оставаясь на палубе из-за жары, и я поглядывала сквозь растопыренные пальцы на то, что делается на берегах или на других лодках.
