– Уве! Держи его! – А сам ухватил оброненный пистоль и бросился вслед за ринувшимся в погоню Микаэлем.
– Магистр! – нагнал меня истошный крик школяра уже на последних ступенях лестницы. – Магистр, стойте!
Я обернулся и вскинул оружие, но Уве навалился на худощавого сеньора, и не было никаких причин для паники. Лишь миг спустя стало ясно, что паренёк не удерживает пленника, а зажимает колотую рану в его спине. И тот не пытается высвободиться, просто бьётся в агонии.
– Ангелы небесные! – выдохнул я, не зная, что предпринять.
Это ведь точно профессор Граб! Сильвио неспроста его кинжалом в спину ткнул!
Сильвио!
Из дальнего конца коридора донёсся стук и треск, и я рванул на помощь Микаэлю.
– Магистр! – продолжил истошно вопить Уве.
Я проигнорировал его крик, повернул за угол и обнаружил, что маэстро Салазар ломится в одну из квартир.
– Давай! – крикнул он, мы прыгнули разом, слаженно ударили плечами и выломали запор. Сходу проскочили тесную прихожую и очутились в гостиной с распахнутым настежь окном.
Микаэль подскочил к нему и выглянул на улицу, злобно ударил кулаком по подоконнику.
– Драного осла уши! Ушёл!
Я быстро обежал остальные комнаты, заглянул под кровать и даже проверил платяной шкаф, но Сильвио и в самом деле сиганул в окно.
– За мной! – крикнул я скрипевшему от злобы бретёру и рванул обратно в холл.
Уве зажал рану в спине уложенного набок профессора какой-то тряпкой, та уже промокла и буквально сочилась кровью.
– Да где же вы, магистр?! – вскинулся школяр. – Он умирает!
– Мик, глянь! – скомандовал я, сбежал по лестнице, подскочил к входной двери и запер её на засов.
Маэстро Салазар без промедления опустился на колени рядом с раненым, оттёр плечом Уве и накрыл ладонями рану. Тогда я ухватил школяра за руку, заставил его подняться на ноги и потребовал:
– Проверь, есть ли кто в доме! Да не надо никуда бежать! Ищи ауры!
Едва ли жильцы могли проигнорировать крики и грохот, но между логическими выкладками и точным знанием пролегает слепая зона, из которой запросто может вывалиться случайный свидетель. Не резать же ему потом глотку?
Уве зажмурился и усилием воли вогнал себя в транс, я уловил явственный всплеск эфирного поля, когда сознание школяра вломилось в незримую стихию, а несколько мгновений спустя он мотнул головой и объявил:
– Пусто!
– Следи за двором! – распорядился я и повернулся к маэстро Салазару. – Мик! Что с ним?
– Не жилец, – отозвался бретёр. – Перебита печеночная артерия.
Раненый сеньор вдруг перестал стонать и хрипло выдохнул:
– Опоздали! Вы опоздали! Прогресс не остановить!
Я опустился на колени и спросил:
– Профессор Граб?
Тот сипло выдохнул, нечто походившее на согласие.
– Он убил вас! – попытался воззвать я к гласу разума. – Убил! Не хотите отомстить?
– Человек слаб… Любой сломается под пытками… Но только не мертвец!
Смех оборвался как-то очень уж резко, и я потребовал:
– Излечи его, Микаэль!
Маэстро Салазар дёрнулся словно от удара.
– Ты же знаешь, я не могу! Больше – не могу! Не выйдет!
Тряпица, которой бретёр зажимал рану, сочилась кровью, вместе с той утекала сама жизнь, и я надавил на подручного.
– Пять минут! Дай мне пять минут! Неважно, что будет потом!
Якоб Граб вновь выплыл из забытья и лихорадочно зашептал:
– Ничего не скажу! Сами поймёте! Все поймут! Все увидят!
Маэстро Салазар посмотрел на меня с мольбой во взгляде, но я подавил неуместную сентиментальность и сказал:
– Делай!
Бретёр закусил губу, резко выругался и положил на рану ладони. Профессора выгнуло дугой, и он взвыл так, что зазвенело в ушах. Отголоски целебных чар взбудоражили эфирное поле, и у меня пошла кругом голова, а Микаэль сгорбился, лицо его осунулось, из носа закапала кровь.
Я не стал растрачивать время на пустые благодарности и навалился на Якоба.
– Что вы задумали, говори!
Тот застонал, несколько раз моргнул и уставился на меня неожиданно ясным взглядом.
– Вы, рутинёры, закостенели в заблуждениях и не узрите истину, даже если вас ткнуть в неё мордой! Вы не живёте сами и не даёте жить другим! Но прогресс сметёт всех! Сметёт и вашу двуличную комиссию, и лживую церковь. Мы освободим людей!
Я не собирался выслушивать политические манифесты и коротко бросил:
– Мик!
Бретёр прижал руку профессора к полу и ударом даги отхватил ему мизинец. Граб снова взвыл, и я начал допрос.
– Шеер! Это ты подбил его распечатывать места силы? Зачем?
– Моя ошибка, – неожиданно легко сознался Якоб, застонал от боли и быстро произнёс: – Неточность перевода привела к неверному подходу! Моя вина!
– Чего он должен был добиться? – быстро спросил я.
Профессор замешкался с ответом и до крови закусил губу, пришлось вновь отдать команду Микаэлю. На этот раз Якоб Граб лишился безымянного пальца, и лицо, в которое после исцеления вновь вернулись краски, вновь начало быстро бледнеть и покрываться бисеринками пота.
– Если придётся вырезать из вас ответы, меня это не остановит! – пригрозил я и кивнул бретёру, тогда профессор перестал запираться.
– Дело сделано, вам ничего уже не изменить! – хрипло выкликнул он. – Ничего!
– Чего добивался Шеер?
Маэстро Салазар надавил дагой, и Граб забился, лишившись очередного пальца.
– Будьте вы прокляты! – взвыл он. – Солнечный камень! Мы хотели создать солнечный камень! Нашли трактат на староимперском в закрытом хранилище библиотеки, перевели его, но текст содержал неточности! Вот и всё!
– Солнечный камень? – прищурился я. – Желали превращать свинец в золото или обрести вечную жизнь?
Я намеренно низвёл значение философского камня до обывательских представлений о нём, и профессор не стерпел, буквально выплюнул в меня:
– Глупец! Солнечный камень – квинтэссенция незримой стихии, суть овеществлённый эфир! Ваша пресловутая святость, принявшая материальное обличье!
И тут на меня снизошло озарение.
– При сотворении солнечный камень впитывает весь окружающий эфир и лишает место святости? Именно так вы собираетесь уничтожить Сияющие Чертоги?
– Да! – в каком-то даже противоестественном восторге выкрикнул профессор Граб и закашлялся, но совладал с кашлем и просипел: – Диктат веры падёт, мы освободим умы людей и расчистим путь прогрессу. Штампы! Мануфактуры! Механизмы! Будущее! И рутинёрам вроде вас его не остановить!
