Как там Варосс? Комиссар Карелла, Ульрике, Крысиный Король, Марта… давно не вспоминал бывшую, а тут – вспомнилась…
– Ты обманул меня!
В проклятом лабиринте покои Мэя удалось отыскать не без труда. Еще и слуги, как назло, все запропастились, однако злость вела Даниила лучше любой путеводной нити.
Толстяк сидел на том же месте, свитка на этот раз перед ним не было, но стоял небольшой чайничек и чашка. Мэй окинул Даниила внимательным взглядом, кряхтя поднялся, прошел в угол комнаты, вернулся, неся вторую чашку, поставил, указал Даниилу на противоположный конец стола. Даниил демонстративно вытянул магнитный пистоль, со стуком положил на стол дулом к Мэю, сел.
– Ты обманул меня, – произнес немного спокойнее.
Перед тем как ответить, Мэй сделал глоток из своей чашки.
– Да, но разве это что-то меняет.
– В каком смысле? – опешил Даниил.
– Мир по-прежнему на пороге катастрофы, если кто-то в ближайшее время не займет место Смотрителя, он погибнет. Из-за того, что тебе известна правда, ничего не изменилось. Если погибнет мир…
– Так уж и погибнет! – грубо перебил Даниил.
– Мы не знаем, – согласился Мэй, – но не останется прежним – точно. А в процессе изменений мало кто поручится, что не пострадают близкие, даже родные тебе люди, как, например, Лиз.
– Это угроза?
– Это факт, и ты сам знаешь об этом. Еще, кроме Лиз, есть тысячи, миллионы людей – знакомых и незнакомых, которые нуждаются в тебе, как бы пафосно это ни звучало. Матери потеряют своих детей, дети – матерей, мужья – жен и так далее. Возможно, мир скатится в варварство, и во всем этом будешь виноват ты – Даниил Кабалин. Как бы ни храбрился, насколько бы толстая корка ни покрывала твою душу, ты не сможешь жить с этим, Даниил. В конце концов ты возненавидишь себя, свой выбор, но изменить что-либо будет уже поздно. – Не дожидаясь, пока Даниил обслужит себя, Мэй налил чай гостю, остаток плеснул себе.
– Но… почему, зачем это притворство – влюбить, потом моя жертва? – спросил Даниил уже спокойнее.
– Потому что Смотритель должен занять свое место добровольно. Не знаю почему, но это обязательное условие. Потому что в мире, том, остальном мире, должен остаться кто-то, кто дорог Смотрителю, кого он должен беречь, о ком заботиться. Ваше путешествие тоже часть большого плана. Помимо того, что сопровождающая должна влюбить в себя будущего Смотрителя, тот должен посмотреть страны, преодолеть трудности, и только после этого он становится готов.
– Трудностей у меня в жизни и без вас хватало.
Мэй пожал плечами, мол, не он придумывает правила.
– А в том, что я смогу… – гнев, который переполнял Даниила по дороге сюда, потихоньку улетучивался, – выйти… потом, ты тоже соврал?
– Если доберутся другие кандидаты и если кто-то из них согласится стать Смотрителем, ты сможешь уйти. Как и позже, если мы отыщем и вырастим нового кандидата. При условии, что он согласится заменить тебя добровольно.
– Честно?
Мэй развел руки: хочешь верь, хочешь нет.
– Про что вы еще соврали? Крысы, опасности в пути? Это тоже часть испытаний и плана?
– Крысы действительно порождение части разума настоящего Смотрителя, и он действительно пытался убить вас, не понимая, что отсрочка мало что изменит. Другая часть его же разума оберегала вас.
– Поэтому измененные не нападают на нас здесь?
– В Амалорме у Смотрителя нет власти, так установлено испокон веков. Собственно, поэтому он пытался остановить вас на подходах…
Он – Жан Элиасен – запишет, да, запишет все, услышанное здесь! Эти зазнайки из Академии лопнут от зависти, подавятся своими теориями, заплесневелыми, как и их мозги. Как они сами! А он по праву займет положенное место. Лучший среди лучших!
Его труд будут изучать, на него станут ссылаться. Имя Жана Элиасена станет в ряд с виднейшими умами прошлого: Герундусом, Полонием Младшим, Роуэлом, Миклахом. Да что в ряд! Над ними! Он, а не кто другой познал устройство всего сущего, и его долг, как ученого, поведать об этом остальным! Слава! Деньги! Почет! Он долго шел, и он достоин этого!
Когда Даниил покинул комнату, одна из полупрозрачных стен тихо отъехала в сторону, из ниши выступил смущенный ученик:
– Извини, учитель, она рассказала ему все, я не успел. Когда вернулся, кандидат уже был у тебя.
Мэй посмотрел на так и не тронутый Даниилом чай.
– Не вини себя, злость вела его. К тому же я был готов к визиту.
– Готов? – удивился ученик.
– Так всегда происходит, почти всегда. Чувства берут верх над разумом, девушки и парни влюбляют в себя кандидатов, но и влюбляются сами. Не удивлюсь, если те, кто не дошел, не погибли, а решили просто не продлевать путь.
– Но ведь это… глупо. Мир гибнет!
Мэй подумал, придвинул чашку Даниила к себе, отпил.
– Человеческая природа полна загадок и противоречий. Может, глупы наши потуги оставить все как есть, может, действительно, из руин, хаоса старого родилось бы что-то новое. По счастью или на горе, мы этого не узнаем, ибо сейчас у нас есть кандидат.
Глава 26
Четыре человека стояли на пороге пещеры. За городом к пещере вела едва приметная тропка. Подъем был весьма пологий, но путники все равно устали и остановились отдышаться. Дальше по склону рос самый настоящий, на вид непроходимый лес. В сравнении с соседними скалистыми горами, снежные вершины которых поднимались почти до облаков, их гора казалась покрытым мхом холмиком.
– Это… здесь? – Даниил опасливо заглянул в черный зев пещеры.
Мэй кивнул, тяжело дыша. Сопровождающий их ученик прошел внутрь, что-то сделал, и каменные своды озарились светом ярких ламп на стенах. Лиз, молчавшая всю дорогу, опустив глаза и переставляя ноги словно во сне, неожиданно кинулась к Даниилу:
– Нет! Послушай, ты не должен…
Юноша обнял ее, прижал к себе, поцеловал.
– Должен, и ты знаешь это.
– Знаю, – донеслось сдавленное.
– Пора. – Мэй прошел вслед за учеником, остальные – за ним.
Пещера оказалась неглубокой, противоположная от входа стена была ровная, к тому же ее покрывали уже знакомые узоры, искусно вырезанные прямо в камне. Мэй огладил резьбу пухлой рукой.
– Надо же, поколения учителей, тайна, хранимая тысячелетиями, и я… мне выпала честь… Для меня ведь это тоже волнующий момент.
Даниил продолжал утешать Лиз:
– Это ненадолго. Настрою погоду и вернусь, и вообще, может, еще дойдут другие группы. Если что, я даже могу побыть несколько лет, а потом выйти, когда, ну, подрастет следующий.
Лиз кивала каждому его слову сквозь слезы, сил на то, чтобы говорить, не осталось.
