— Мне следовало прийти к вам сразу же, как вы прибыли, — сказал Адамс, — но я был на водах в Барбарленге и до вторника не знал о вашем приезде, пока губернатор, благослови его Господь, не сообщил мне.
Отбили три склянки, возникла небольшая пауза, и Стивен воскликнул:
— Я же совсем забыл о тех несчастных молодых людях. Прибыли с нами на шлюпке с запиской от губернатора, точнее от его секретаря, и до сих пор ждут на… ждут снаружи.
— Я могу встретиться с ними попозже, — сказал Джек.
— По–моему, сэр, вам стоит принять их прямо сейчас, — вставил Адамс, собирая свои бумаги. — А я схожу к стюарду казначея. Если у него голова не только, чтобы шляпу носить, мы с ним сумеем заполнить все эти пробелы.
Пять минут спустя юнцов впустили в каюту, бледных от ожидания и дурных предчувствий. Джек встретил их отстраненно и равнодушно — счастье не затмевало его суждений в том, что касалось блага корабля. Первое впечатление едва ли оказалось благоприятным: похоже, мичманы как раз того сорта, которых любой капитан оставит на берегу, не прикладывая особых усилий к розыску.
Он быстро изучил историю их службы (без заслуг) и выяснил природные способности (умеренные). Подумав, он им сказал:
— О вас я ничего не знаю. Не знаю и капитанов, под чьим командованием вы служили. У меня нет ни строчки от них, а записка секретаря просто упоминает ваши имена без рекомендаций. И конечно в списках «Клио» против ваших имен стоит «Д» — технически вы дезертиры. На квартердек я вас не приму. Но, если хотите, могу внести вас в списки матросами первого класса.
— Спасибо, сэр, — едва заметно пробормотали они.
— Мысль о нижней палубе не радует вас? Что ж, нехватки матросов у меня нет, насильно вербовать я не буду. И как дезертиров не арестую. Можете отправиться на берег следующей шлюпкой.
— Мы бы лучше остались, сэр, если позволите.
— Очень хорошо. Конечно, жизнь на нижней палубе тяжелая и грубая, вы и сами это очень хорошо знаете, но на «Мускате» подобрался приличный народ. Будете вести себя тихо, исполнять свой долг и не зазнаваться, в первую очередь если не будете зазнаваться, то жизнь ваша окажется весьма неплохой. Что важнее, получите очень хорошее понимание флотской службы. Многие достойные люди начинали карьеру матросами или оказывались разжалованными из мичманов, а в конце концов поднимали адмиральский флаг. Киллик, Киллик, поди сюда. Позови мистера Филдинга. Мистер Филдинг, Оукс и Миллер будут внесены в корабельные списки как матросы первого класса. Зачислите их в вахту правого борта, в фор–марсовые. Стюард казначея под присмотром мистера Адамса выдаст им одежду, постель и койки.
— Так точно, сэр, — отозвался Филдинг.
— Большое спасибо, сэр, — отозвались Оукс и Миллер, скрывая (точнее пытаясь скрыть) смятение под маской пристойной благодарности.
* * *
В четверг Ахмед с серьезным выражением лица и с заготовленной речью зашел в каюту Стивена. Он пал на колени, ударился лбом о палубу и попросил разрешения уволиться. Ахмед тосковал по семье и своей деревне. Всегда подразумевалось, что он должен вернуться с туаном на Яву, теперь корабль собирается отправиться в неизвестность, которая еще хуже Англии. В качестве подарка на прощание он принес туану коробку из бетеля, в которой можно хранить листья коки, и парик, плохонький, но лучший из того, что можно найти на острове.
Стивен ожидал этого, особенно потому что Ахмеда замечали гуляющим с суматранской красоткой. На прощание он дал слуге небольшой кошелек иоганнесов, этих широких португальских золотых монет, и написал прекрасную характеристику на случай, если он снова захочет к кому–нибудь наняться. Расстались они на прекрасной ноте, и Стивен надел тщательно напудренный парик на обед у губернатора.
Трапеза шла приятно. Хотя Джек и Стивен оказались единственными приглашенными мужчинами, миссис Раффлз пригласила четверых голландских леди составить им компанию. Голландки неплохо говорили по–английски и сохранили свой нежный цвет лица даже в батавском климате. Их веселость тоже не уменьшилась, равно как и пышность. Впервые в жизни Стивен обнаружил, что он думает одинаково с Рубенсом, особенно когда щедрые декольте и просвечивающие платья открывали перламутровую рубенсовскую плоть, столь озадачивавшую его ранее. Перламутровая плоть действительно существовала и источала желание. Мысль о том, чтобы оказаться в постели с одной из этих жизнерадостных полных дам, на мгновение довольно сильно обеспокоила его. Он даже пожалел о сигнале миссис Раффлз, по которому они все ушли, а мужчины собрались у края стола.
— Обри, — начал губернатор, — рискну предположить, что Мэтьюрин сообщил, как он встретил мое предложение отправить с вами «Кестрел» до пролива, когда он прибудет?
— Да, сэр, именно так, — улыбнулся Джек.
— Я уверен, что он прав. Но говорил он как человек, озабоченный в основном политическим аспектом дела. Я бы хотел услышать мнение моряка, боевого капитана.
— Что ж, сэр, с чисто тактической точки зрения буду сожалеть, если окажусь в компании шлюпа. Его присутствие может привести к тому, что боя не будет вовсе. «Корнели», заметив наши паруса при плохом освещении и не видя корпусов, скрытых за горизонтом, может легко преувеличить мощь «Кестрела», он ведь, в конце концов, несет корабельное парусное вооружение, и скрыться, после чего мы ее больше никогда не увидим. Но важнее всего, шлюп не придет еще несколько дней, а потом ему наверняка потребуется пройти переоснащение, принять воду и припасы. Каждый день при текущих ветрах означает потерю ста пятидесяти миль или около того. Что до остального, политической или даже, можно сказать, духовной стороны, я полностью согласен с Мэтьюрином. Чем больше удастся убедить французский флот, что они всегда будут биты, тем меньше у них шансов когда–нибудь победить. Так что с вашего разрешения, сэр, я планирую сняться с бочек через пять минут после того, как мы распрощаемся с миссис Раффлз. И как только суша скроется из виду, отправлюсь на восток под всеми парусами, которые смогу поднять.
— Дорогая моя, — сказал губернатор в гостиной, — нам не следует задерживать капитана Обри дольше, чем на традиционную чашечку кофе. Он уже достаточно топтал землю, и теперь рвётся к востоку, убеждать французов, что они неизбежно будут биты.
— Быть может, до отъезда он скажет нам, как поступил с теми несчастными молодыми людьми, — отвечала миссис Раффлз. — Когда я видела, как они болтаются по китайскому рынку, такие грустные, бледные и оборванные, у меня просто сердце кровью обливалось. Это безумно огорчило бы их матерей.
— Я взял их на борт, мэм, но не к себе на квартердек — простыми матросами.
— Среди простых матросов? Ох, капитан Обри, это так жестоко! Они — сыновья джентльменов.
— Как и я, мэм, когда был разжалован в простые матросы. Было тяжко и трудно, и в ночную вахту, когда никто не видел, я рыдал как девчонка. Но это пошло мне на пользу, и уверяю вас, мэм, что в целом «простые матросы» — весьма достойные люди. Мои товарищи с нижней палубы были добры ко мне, насколько возможно, кроме одного. Конечно, они иногда грубоваты, но я знал и мичманов, да и офицеров куда более грубых.
