Элис поставила для меня тарелку напротив их старших дочерей, которые послушно съели первым делом морковные палочки. Курт предложил мне пиво, и я согласилась. Это оказался тот же сорт из «Костко», который пил Тревис, и вкус напомнил мне о жизни у него в доме. Когда супруги спросили, чем я занимаюсь, я ответила, что убираю дома, но хочу стать писательницей. Курт сказал, что немного почитал мой блог, отчего я на секунду растерялась, а потом вспомнила, что ссылка на блог содержится в моей подписи в электронной почте.
– Даже не представляю, как вы справляетесь одна, – заметил он, пристально поглядев мне в глаза.
В его голосе проскользнула нотка восхищения, и мне сразу стало неловко. Уголком глаза я видела, что Элис нахмурила брови и опустила глаза в тарелку.
В тот вечер я чувствовала себя так, будто парю над землей. Элис и Курт сказали, что у них есть надувной бассейн и летом девочки проводят все время на улице. Элис работала в банке, полный день, но у Курта, учителя, лето было свободным. Он сказал, что будет рад, если Мия станет ходить с ними на пляж и играть вместе во дворе. У них имелось даже кострище, чтобы жарить на огне зефир.
Когда я добралась до дома, по электронной почте уже пришло письмо от Элис, в котором она официально спрашивала, готова ли я переезжать. Я ответила восторженным «да». Она тут же написала, что я могу начинать перевозить вещи в любое время. За ужином мы обсудили условия бартера, после чего моя арендная плата составила на пятьдесят долларов меньше, чем за студию.
Была середина марта. Чтобы не платить за обе квартиры, я должна была переехать за две недели. Несколькими днями ранее я получила письмо с подтверждением студенческого займа. Мне казалось, что все, наконец, встает на свои места – причем так успешно, что я не могла не испытывать некоторых подозрений. Что, если мы этого не заслужили? Что, если такая жизнь не для нас?
Трудяга
Когда я сообщила Пэм, что переезжаю, она сразу поняла, о чем идет речь. Она не увольняла меня. И я не увольнялась. Просто мы обе сошлись на том, что больше работать у нее я не смогу. Они с Лонни, по отдельности, сказали мне, что жалеют о моем уходе. Я была их основной сотрудницей, на которую они всегда могли рассчитывать. В том году я получила на Рождество больше чаевых, чем кто-либо на их памяти. Одна из моих клиенток недавно позвонила сказать Пэм, что я незаменима.
Я знала, что я действительно трудяга, как сказал Генри, но также понимала, что заменить меня можно. Пора было мне подумать о ребенке. Стремление жить в лучших условиях перевешивало для меня даже необходимость отказаться от части работы. Останься мы в студии, Мия продолжала бы страдать от заболевания, из-за которого ее уже оперировали. Взять заем и уйти с работы было очень рискованно, но я поняла кое-что очень важное: у меня не появится другого будущего, пока я думаю только о том, как протянуть до следующей зарплаты.
Живя в бедности, я привыкла не заглядывать вперед дальше чем на месяц, неделю, а то и несколько часов. Я относилась к своей жизни, как к уборке на работе, где всегда действовала по схеме «слева направо и сверху вниз». Будь то на бумаге или у меня в голове, проблемы, которые требовали немедленного решения – ремонт машины, вызов в суд, отсутствие продуктов – оказывались в верхнем левом углу. Следующие по степени неотложности шли правее. Я решала их по порядку, двигаясь слева направо, сверху вниз.
Эта недальновидность защищала меня от нервного срыва, но в то же время не позволяла мечтать. «План на следующие пять лет» никогда не оказывался в левом верхнем углу. Пенсия или сбережения на колледж для Мии не стояли в числе приоритетов. Оставалось лишь верить в глубине души, что со временем все образуется. Что жизнь не всегда будет сплошной борьбой. Моя мать, первой в нашей семье закончившая колледж, сумела разорвать этот порочный круг. Благодаря высшему образованию она смогла реализовать свои мечты, пускай даже ценой наших с ней отношений. Но она росла в лачуге, а я – в приличном пригороде. На чем отчасти основывалась и моя уверенность в том, что все будет хорошо. Я часто думала о людях, с которыми сидела в очередях в разных социальных учреждениях и у которых не было такого прошлого в качестве опоры. Разделяли они мою веру? Если человек погряз в нищете, пути наверх у него уже нет. Его жизнь превращалась в одну сплошную борьбу. Но я принимала решения, исходя из предположения, что со временем ситуация непременно улучшится.
Я не особенно переживала, что оставляю работу. Большинство моих клиентов даже не заметят, что меня заменила другая уборщица. Может, конечно, она будет по-другому пылесосить или взбивать подушки. Может, бутылки с шампунем у них на полках окажутся расставлены в другом порядке, но, скорее всего, они не обратят на это внимания. Когда я думала о новом человеке, которому передадут мою работу, то представляла себя на месте клиентов: каково им было знать, что у них в доме убирается кто-то совершенно чужой и даже выбрасывает мусор из ванной, включая использованные прокладки? Неужели они не испытывали от этого никакого дискомфорта? После пары лет работы они привыкли полагаться на меня, хоть мы почти не виделись. Теперь же другая невидимка будет оставлять у них волшебным образом следы от пылесоса на ковре.
Пэм советовала мне получить лицензию и застраховаться, раз теперь я буду обслуживать исключительно частных клиентов. Но это подразумевало определенное постоянство, начало длительной карьеры. Мне надо было как-то назвать свое индивидуальное предприятие, говорила она, чтобы все было официально. Сама она именно так и начинала. Я ценила ее советы, но не хотела и дальше этим заниматься. Я хотела, чтобы уборка стала средством на пути к цели, а целью моей было получение диплома. Билета в счастливое будущее, когда мне не придется мыть ничьи туалеты, кроме собственного.
В Доме кошатницы я не сообщила о своем уходе, но в Доме Лори крепко обнялась с Бет. Я знала, что буду скучать по кофе и беседам с ней.
Покидая Дом Шефа, я улыбнулась и помахала рукой, а потом постаралась скорей выбросить его из памяти. Хозяин там совершенно точно не прицеливался, чтобы попасть в унитаз. Я выскользнула из дома Леди с сигаретой тайком, точно так же, как копалась в ее вещах. Мне будет не хватать ее кашемирового кардигана с длинными рукавами, которыми так приятно было проводить по лицу, когда я его примеряла. Будет не хватать моих фантазий на ее счет: живется ей счастливо или нет, почему она ест один салат и обезжиренный соус, почему курит перед телевизором, подвешенным на шкафчик в кухне. Из Порнодома я уезжала прямо-таки счастливая, пока не взглянула на Грустный дом и не поняла, что не была там уже больше месяца. Я не знала, сколько еще его хозяину осталось страдать. Сколько еще дожидаться конца своей жизни.
С Генри мы перед моим отъездом довольно долго говорили. Трудно было ему сообщить, что я не могу и дальше работать на компанию, которой он много лет доверял поддержание чистоты в своем доме. Он развел руками и пожал плечами, потом начал что-то говорить насчет возможных заказов на уборку участка, но тут вспомнил, что у него и так трудится целая команда садовников, которые косят газоны и подстригают кусты. Чтобы избавить Генри от чувства вины, я предложила вписать его в свое резюме как рекомендателя. Тут он снова расправил спину и начал рассуждать о том, как счастлив будет описать все мои лучшие качества тому, кто к нему обратится.
