Не о такой жизни для нас я мечтала, но пока это было все, что я могла предложить. Так будет не всегда! Я повторяла себе эти слова, чтобы чувство вины за наше жилье, за то, что у моей дочери многого нет – ни своей комнаты, ни обильной еды, – не поглотило меня с головой. Я мечтала, чтобы у Мии был дом с просторным двором и террасой, с дорожкой, чтобы прыгать на ней в классики. Мия говорила, что хочет песочницу и качели, как в подготовительной школе, когда мы играли с ней в «дом нашей мечты». Мы представляли, где хотели бы жить, чем заниматься, и эта игра увлекала ее не меньше, чем меня.
Мы находились в самом начале пути. На старте. Сидя за тем столом, я чувствовала, что время будто остановилось, пока Мия проводила по бумаге своей кистью. Мы были в тепле. У нас был дом, друг у друга были мы, и нас связывала глубокая и сильная любовь. Нам приходилось бороться, справляться, сводить концы с концами и все начинать заново, но я все равно не забывала остановиться и сделать глубокий вдох, наслаждаясь редкими мгновениями красоты и покоя.
В тот вечер позвонила Пэм, и я разговаривала с ней, по-прежнему сидя за столом и глядя в окно на снег.
– Ты сможешь выехать? – с надеждой в голосе спросила она.
– Я уже пыталась, – ответила я, поднимаясь на ноги, чтобы посмотреть через остекление нашей запертой сейчас спальни на улицу. – Выкатилась с парковки на дорогу и забуксовала.
Я покачала головой, вспоминая жизнь на Аляске.
– Сосед вышел: хотел помочь мне закатить машину обратно на парковку, но ничего не вышло.
Я поскребла пальцем иней на стекле. «Перл» так и осталась на дороге, разве что мы немного сдвинули ее к обочине. Говорили, что холод продержится еще день или два. Хотя главные трассы расчистили, большинство моих клиентов жило среди леса или на холмах. Застрянь машина где-нибудь, и я не смогла бы вовремя приехать за Мией, а попросить ее забрать было некого.
На мгновение я подумала, не собирается ли Пэм уволить меня за то, что я не могу работать. Раньше я никогда не пропускала столько дней кряду, но эта история говорила явно не в мою пользу. Тем не менее сейчас мне было все равно. Я ненавидела эту работу, хотя полностью зависела от нее. Ненавидела, что она мне так нужна. Ненавидела, что должна быть за нее признательна.
– Я что-нибудь придумаю, – сказала я Пэм.
– Уж постарайся, Стефани, – ответила она, и мы попрощались.
Я соскребла еще иней с оконного стекла. Мия снова включила телевизор. При каждом выдохе у меня изо рта вырывались облачка пара. Когда я попыталась отодвинуть несколько ее мягких игрушек от окна, оказалось, что их мех примерз к стеклу.
Начинало темнеть. Я решила приготовить Мие блинчики на ужин и добавить к ним шарик мятного мороженого с шоколадной крошкой. Себе я заварила лапшу с двумя крутыми яйцами и остатками замороженных брокколи. Мия забралась в ванну, а я сделала запись в новом блоге и загрузила фотографии с нашей прогулки за санками. На них щеки у Мии раскраснелись, а волосы выбивались из-под шапки, закручиваясь в колечки; она слизывала снег со своей розовой варежки. Вспомнила, как тихо было вокруг, и единственным звуком был скрип наших шагов по снегу.
Мия выстроила на бортике ванны своих Маленьких Пони, полученных в подарок от подружки.
– Я хочу вылезти, мама, – позвала она меня.
Я вытащила ее, все еще в пене, раскрасневшуюся от теплой воды, и поставила на полотенце, расстеленное на крышке унитаза. Дочка стала заметно тяжелее. Немало времени прошло с тех пор, как она младенцем лежала у меня на руках.
В тот вечер началась вторая неделя, как мы спали на раскладном диване. Мия опять скакала по нему, радуясь, что будет ночевать со мной, а перед тем мы еще раз посмотрим В поисках Немо.
На половине мультика она заснула. Я встала, чтобы выключить нагреватель. Я знала, что еще часа три не смогу заснуть, и мечтала о кружке кофе без кофеина или бокале вина – о чем-нибудь, чтобы согреться. Вместо этого я снова забралась под одеяло и прижалась к теплому тельцу дочки, прислушиваясь к ее дыханию и вздохам. И, наконец, сама провалилась в сон.
Часть третья
Постарайтесь!
– Э-ми-ли-я? – позвала медсестра.
Голова Мии лежала у меня на плече, и я, шевельнувшись, разбудила ее.
– Здесь, – сказала я, вставая и протягивая руки, чтобы подхватить дочь. – Лучше зовите ее Мия.
Женщина предпочла не обращать внимания на то, что я сказала, и на то, что я собиралась взять ребенка на руки. Просто велела нам следовать за ней. Быстро взвесив Мию, она снова усадила нас на стулья.
– Что случилось? – спросила она, глядя в карту, а не на меня.
– Всю последнюю неделю дочка сильно кашляет по ночам, – начала я, пытаясь припомнить, как долго она уже болеет и сколько раз я отводила ее в детский сад, хотя лучше было бы нам остаться дома. – Думаю, у нее какая-то инфекция или аллергия. Иногда глаза сильно краснеют, и она постоянно жалуется, что уши болят.
Сестра – высокая, с суровым выражением лица – продолжала меня игнорировать, однако теперь вдруг посмотрела на Мию, состроив жалостливую мину.
– Дорогая, у тебя ушки болят? – писклявым голоском спросила она.
Мия кивнула, слишком утомленная, чтобы стесняться или сопротивляться. Она дала сестре измерить температуру и прикрепить пластиковую прищепку себе на палец, чтобы проверить пульс и уровень кислорода в крови. Дальше надо было снова ждать. Я откинула голову назад, прислонившись затылком к стене, закрыла глаза и постаралась не думать о работе, которую пропускаю. Я снова не попала в Дом с цветами, владелица которого так рассердилась из-за переноса уборки, что, по словам Лонни, угрожала вообще отказаться от услуг компании. Мия опять утробно закашлялась. Она была слишком маленькая, чтобы давать ей сироп от кашля, да и все равно я не могла себе позволить его купить. Она просыпалась по ночам, хныча и зажимая руками виски, и кашляла во сне.
Педиатр, открывший дверь в кабинет, был не тот, к которому мы обычно ходили, потому что в то утро я попросила записать нас на неотложный прием. Эта женщина оказалась маленькой, хрупкой, с темными волосами, подстриженными кружком, как у Мии.
– Итак, – она посмотрела в карту и нахмурилась. – Мия.
Значит, сестра все-таки слышала меня, – подумала я. Узнав свое имя, Мия подняла голову.
– Посадите ее сюда, – сказала врач, похлопав по накрытой бумажной простыней кушетке для осмотров. Она заглянула Мие в лицо, присмотрелась к глазам.
– В каких условиях вы живете?
Я сдвинула брови при этом вопросе, стараясь не обидеться и не оскорбиться. Она могла просто сказать: «Как дела у вас дома?» или «Как вы сами думаете, почему она болеет?» или «Есть ли у вас домашние животные», – а не спрашивать вот так напрямую об условиях нашей жизни. Как будто мы жили в каком-то… потом я вспомнила, где мы жили, и огорченно поникла.
