То, что наша новая квартира находилась на окраине, сыграло нам на руку. Рядом имелся кооперативный магазин, в котором Мия получила «банановую карту»: каждый раз, когда мы что-нибудь покупали, она получала бесплатно яблоко, апельсин или банан. Я могла расплатиться продуктовыми купонами за дорогие сандвичи, попавшие на распродажу, йогурт или хумус для Мии, шоколадное молоко и ее любимые фрукты. Мы садились за столик у большого окна, выходившего на променад. За доллар я покупала себе кофе. Мы сидели, улыбаясь друг другу, радостные от того, что могли пообедать не дома.
Ниже по улице находился комиссионный магазин под называнием «Спраутс», открывшийся совсем недавно. Сэйди, его владелица, молоденькая блондинка, всегда находилась на месте: ее дочка или спала в слинге у матери на груди, или сидела в детском кресле.
– А вы возьмете еще один такой переносной манеж? – спросила я ее, пока Сэйди разбирала сумку с вещами, которые я принесла на комиссию. Она на секунду задумалась.
– Он в хорошем состоянии?
Сэйди покачала ребенка, чтобы он снова уснул, и продолжила разбирать вещи.
Мне пришлось сказать ей о дыре в сетчатой стенке.
– Но пользовались мы им совсем недолго, – уверила ее я, а потом решилась добавить:
– И еще у меня есть прогулочная коляска.
– За них я могу вам дать только кредит у себя в магазине, – сказала она, сморщив нос от расстройства. – Не наличные.
– Ну ладно, – пробормотала я.
Она открыла ящик кассы и протянула мне двадцатку за одежду.
– Тут у вас много хороших вещей, – сказала Сэйди, улыбаясь.
– Знаю, – прошептала я еле слышно. – Я их берегла, на случай…
Я хлюпнула носом, глядя на распашонки для новорожденных, которые я хранила в надежде, что у нас с Тревисом появится ребенок.
– В общем, просто так.
Сэйди, казалось, поняла, о чем шла речь, а может, просто сделала вид. Мы с ней сошлись немного ближе, когда она увидела мои посты с предложением услуг в группе местных мамочек на Фейсбуке. Она пригласила меня убирать у нее в доме, поскольку здорово его запустила, поглощенная собственным бизнесом и одновременно заботой о двух малышах. Когда я спросила, не нужна ли ей помощь в магазине, она сначала отказалась; через некоторое время я предложила убирать туалет в подсобке в обмен на кредит за одежду. Сэйди улыбнулась – сначала мне, потом Мие, прижимавшей к груди пижаму с паровозом Томасом, которую мы с ней откопали в отделе для мальчиков, – и кивнула. Благодаря нашему бартеру Мия могла прийти и выбрать себе платье или еще какую-то одежду, в которой у нее возникала потребность. Я превратила это в семейный выход: мы отправлялись в кооперативный магазин на ланч, а потом в «Спраутс», где она выбирала себе наряд. Ее гардероб полностью состоял из секонд-хенда и рейтуз, продававшихся в Уолмарте по распродаже. Но она так высоко держала голову, отправляясь за покупками, что можно было подумать, будто Мия одевается исключительно в дизайнерских бутиках.
Когда мы переехали в переходное жилье, мама передала мне коробки со старинными вещицами, некогда украшавшими наш дом. Теперь, за неимением места, я начинала думать, что она, скорее, всучила мне барахло, ради которого ей жаль было арендовать хранилище. Более-менее ценные сувениры я развезла по комиссионным магазинам, поскольку в новой квартире, как когда-то в приюте для бездомных, где допускалась только одна сумка, у нас не было места все это хранить. Мне вспоминались увиденные в журналах фотографии с улыбчивыми семейными парами, решившими до минимума сократить арсенал личных вещей или переселившимися в крошечный домик, выражая тем самым сознательный подход к расходованию природных ресурсов. Они в любой момент могли вернуться в обычный дом, с двумя спальнями, двумя ванными и дополнительным туалетом. Наверняка и я по-другому чувствовала бы себя в своей студии, если бы знала, что всегда могу переселиться в жилье втрое просторнее.
Сразу после моего переезда от Тревиса Пэм мне предложила сложить часть вещей у нее на чердаке, пока я решу, что с ними делать. Я заехала в офис «Классик Клин», чтобы пополнить запасы моющих средств, забрать зарплату и официально уведомить руководство о смене адреса.
– И как тебе на новом месте? – спросила Пэм в своей обычной улыбчивой манере, и я постаралась ответить с оптимизмом, ну или, по крайней мере, сделать вид.
– Все отлично, – сказала я. – Вот только не знаю, что делать с лишними вещами. Тревис не разрешил оставить их у него, а арендовать хранилище я не могу.
Я остановилась, чтобы не вываливать все свои переживания на начальницу. Она и без того очень заботливо поинтересовалась, как у меня дела, выслушала все, что я говорила – в общем, попыталась сыграть в моей жизни роль матери, в которой я так отчаянно нуждалась.
Решения относительно того, что нужно оставить, а от чего избавиться, давались мне нелегко. Вещи, которые предстояло рассортировать, были бесполезными – и в то же время бесценными. Детские книжки, фотографии, старые письма и дневники, хоть и были мне дороги, занимали слишком много места. Я почистила свой гардероб, избавившись от зимних вещей и одежды для рыбалки, которая оставалась у меня с Аляски, юбок и платьев, которые почти не надевала. Что касается предметов домашнего обихода, с ними разобраться было сложней всего. Приходилось решать, для чего стоит выкроить место и что я сама не смогу себе купить. Кастрюлю для чили, доставшуюся от отца, я почти не использовала, но с ней было связано множество воспоминаний, как и с набором форм для запекания, которые родителям подарили на свадьбу. Но это были всего лишь вещи, и у меня не хватало на них места. Мы с Мией оставили себе по два банных полотенца, два полотенца для лица и два комплекта постельного белья. В моем шкафу, изначально предназначавшемся для хранения метел и швабр, я разместила оставшийся гардероб: две пары джинсов, брюки цвета хаки, одну нарядную блузку и «парадное» платье, которое купила на собственные деньги. Кроме этого там хранились только форменные футболки «Классик Клин» и рабочие штаны. У меня не хватило духу избавиться от многих вещей Мии, и пришлось придумывать креативные способы превращения мягких игрушек, книжек и тому подобного в элементы декора. Я перебрала горы вещей. Вынужденная постоянно принимать решения, что выбросить, а что сохранить, я страдала от душевных терзаний. Часть вещей я сложила в подвале под нашей квартирой, но очень немного – я боялась, что они могут пострадать от влаги, плесени и мышей. Но я не могла просто их выкинуть. Они составляли нашу историю.
Я не собиралась все это озвучивать Пэм, но та, похоже, интуитивно догадалась, внимательно посмотрев на меня. Возможно, она и сама некогда стояла перед подобной дилеммой, будучи матерью-одиночкой с крошечным жильем. Внезапно ее лицо приобрело сходство с круглой физиономией миссис Санта-Клаус; Пэм подмигнула мне и сказала следовать за ней.
Мы вошли в дверь небольшого холла, расположенного между офисом и ее домом, и Пэм указала на потайную кладовую наверху.
– На самом деле, там куча места, и оно никак не используется, – сказала она, пожимая плечами. На чердак вела выдвижная лестница, с которой мне пришлось повозиться, чтобы забраться вверх. На полу стояли разные вещи, напоминавшие ассортимент гаражной распродажи после того, как все интересное уже раскупили.
