Уложив ее, я садилась за учебники в тишине нашей маленькой кухни. В конце каждой главы приводились вопросы для обсуждения в группе, и, читая их, я еще острее ощущала свое одиночество. Все лето я находилась в постоянном движении, тратя все силы на поиск подходящего для нас жилья. Теперь, когда эта проблема разрешилась, ко мне пришло осознание, что отныне и всегда я буду растить ребенка одна. С учетом того, сколько трудностей приходилось преодолевать, чтобы оставить Мию с отцом, да и эти визиты длились не более двух-трех часов, у меня практически никогда не бывало передышек. Энергия у малышки била через край. На прогулках она настаивала, чтобы самой катить коляску – естественно, со скоростью улитки. В парках требовала, чтобы я – кажется, целую вечность – качала ее на качелях или смотрела, как она раз за разом скатывается с горки. Мне было под тридцать, мои друзья женились, покупали дома и обзаводились детьми. Они делали все в правильном порядке. Я перестала им звонить, стыдясь того, как печально все у меня обернулось. На текущий момент я пользовалась грантом Пелла, ТБРА, Энергоэкономией, Дополнительным финансированием питания, купонами, Медик-Эйд
[1] и дотацией на ясли, то есть семью видами государственной поддержки, чтобы как-то выжить. Я полностью замкнулась в себе, погрузившись в хаос жизни с маленьким ребенком, многократных переездов и бесконечного стресса.
Впервые на мой день рождения меня не поздравил никто из родных. Джейми – видимо, из жалости – согласился пойти со мной и с Мией на мастер-класс по росписи глиняных кружек. За обедом в «Оливковой роще» я смотрела, как он держит Мию на коленях, а та руками запихивает себе в рот спагетти.
Когда он подвез нас к дому, я не сразу открыла дверцу, чтобы выйти из машины.
– Может, зайдешь? – спросила я.
– Зачем? – буркнул он, барабаня пальцами по рулю.
У меня подступали к глазам слезы от того, насколько сильно – отчаянно! – я нуждалась в его обществе.
– Ну, уложишь Мию спать.
Раздраженный, он закусил губу, но все-таки заглушил мотор. Я посмотрела на него, потом на Мию, и улыбнулась. Джейми и Мия были моей единственной семьей.
Я хотела, чтобы Джейми остался на ночь, пускай даже отдельно, на диване.
Каждый день, когда я одна укладывалась в постель, словно какой-то монстр разрывал мне грудь изнутри своими когтями. Я сворачивалась в клубок и крепко прижимала к себе подушку, но эту боль ничто не могло заглушить. Я ужасно хотела избавиться от нее, но она не проходила и продолжала меня терзать. Теперь, в мой день рождения, первый за многие годы, в который некому было меня обнять перед сном, я опять ощутила ее приближение.
– Может, останешься? – пробормотала я, глядя в пол, а не на Джейми.
– Нет, – отрезал он, усмехнувшись. И вышел за дверь, не попрощавшись и не поздравив меня. Напрасно я его спросила.
Я села на пол и набрала номер отца. Было почти десять, но я знала, что он сидит на диване со своей женой Шарлоттой и смотрит Обратный отсчет с Кейтом Ольберманом, как обычно по вечерам. Когда я жила у них, мне это очень нравилось. После того, как Джейми нас выгнал, я несколько недель провела у отца, потому что больше мне некуда было идти.
– Привет, пап, – сказала я и запнулась. Я не знала, что говорить; он был мне очень нужен, но я никогда бы в этом не призналась. Тайный кодекс моей семьи подразумевал полное молчание.
– Привет, Стеф, – ответил отец, заметно удивленный. Я давно им не звонила. Мы не виделись и не говорили друг с другом со дня рождения Мии три месяца назад, хоть нас и разделяла всего пара часов езды.
– Что случилось?
Я сделала глубокий вдох.
– У меня день рождения.
Голос мой дрогнул.
– Ох, Стеф! – только и сказал он.
Мы оба помолчали. Я слышала, что где-то рядом с ним работает телевизор, представляла себе их темную гостиную, освещенную только горящим экраном. Наверное, Шарлотта вышла покурить на крылечко. Интересно, они по-прежнему не позволяют себе выпить вина в будни?
В первые дни, когда Джейми выгнал нас из трейлера и я приехала к отцу, он часто вставал по ночам и смотрел, как я сижу за кухонным столом, разбирая кучи документов для суда. Мне казалось, отец пытается понять, что произошло у меня в жизни. Факты говорили сами за себя: у меня не было денег, не было дома, а Мие только-только исполнилось семь месяцев. Он понятия не имел, чем нам помочь. Он кормил нас, но в действительности не мог себе этого позволить. Жилищный кризис негативно отозвался на его работе – отец был электриком. Был 2008 год, и застройщики лишились клиентуры, для которой строили свои дома. Я старалась облегчить финансовую нагрузку, покупая продукты на всех за свои льготные купоны. Готовила обеды и завтраки, прибирала в доме, но понимала, что этого недостаточно. Я многого просила у отца и Шарлотты, которые и так едва сводили концы с концами. Они должны были переехать в новое жилье четыре или пять лет назад, а в передвижном домике обосновались временно, пока строился дом их мечты. Но тут грянул кризис, и их планам пришел конец. Шарлотта работала на дому, медицинским агентом в страховой компании, для чего ей пришлось пройти дополнительное обучение и получить новый диплом. Папа же был электриком с тех пор, как закончил школу.
Шарлотта купила трейлер сразу после развода и в нем растила сына – одна, на свою скромную зарплату. Папа, стараясь как-то облагородить их передвижное жилище, пристроил к нему сзади большую террасу, на которой была развешана целая дюжина птичьих кормушек. Мия обожала наблюдать за ними из окна гостиной и всякий раз, когда голубая сойка подлетала за своим арахисом, хлопала в ладоши и визжала от восторга. И отец улыбался тоже, глядя на нее.
– Она в точности такая, как была ты в ее возрасте, – говорил он, как будто немного удивляясь.
Однажды вечером отец пришел домой поздно, с полными сумками продуктов. Уложив Мию в постель, я присела на диван в гостиной рядом с Шарлоттой, смотревшей телевизор. Папа вышел на террасу, где у них стояла уличная ванна, прихватив бутылку вина. Сквозь звук телевизора мы с Шарлоттой вдруг услышали рыдания. Рыдания взрослого мужчины. Никогда в жизни я не слышала ничего подобного. Шарлотта пошла на улицу посмотреть, что происходит.
– Прекрати! – через пару мгновений громко воскликнула она. – Ты пугаешь свою дочь!
Я никогда не видела и не слышала отца плачущим и, как любой ребенок, сразу решила, что это моя вина. Я взвалила на него непосильный груз, обратившись за помощью в тот момент, когда он никак не мог себе этого позволить. Днем раньше он уже говорил мне, что нам надо съехать. Когда я рассказала об этом Шарлотте, она уверила меня, что мы можем жить у них, сколько потребуется. Наверняка они спорили между собой обо мне.
Нервный срыв у отца стал последней каплей: нам надо было переезжать. Но как бы сильно я ему ни сочувствовала, от одной мысли о том, что нам придется с Мией искать жилье – при том, что я безработная, – я приходила в полное отчаяние. У меня не было времени восстановиться после шока от того, что я оказалась бездомной с ребенком. Шарлотта была права. Он меня пугал – но совсем не в том смысле, в каком она думала.
