Мальпиги не только изучал строение органов или, скажем, насекомых, но и пытался понять, как работает то, что он открыл. Все свои открытия он рассматривал через призму физиологии, что на порядок увеличивало ценность его работ. Многовековым блужданиям в потемках, всем этим ненаучным гипотезам, пытающимся объяснить, как устроено все живое, пришел конец — клетка заняла полагающееся ей место в науке.
Мальпиги изучал строение всего живого, и растений в том числе. Растительные клетки крупнее животных клеток и потому легче поддаются изучению. Двухтомный трактат «Анатомия растений», написанный Мальпиги, стал не только руководством по строению растений, но и веским доказательством научности клеточной теории строения живых организмов.
Англичанин Неемия Грю начал с медицины, но впоследствии увлекся ботаникой и написал труд под тем же названием, что и Мальпиги. Обе эти «Анатомии растений», написанные примерно в одно и то же время — во второй половине XVII века, — дополняют друг друга и вместе образуют фундамент современной ботаники. Надо сказать, что трактат Грю более информативен, чем трактат Мальпиги, в нем содержатся более подробные описания, но это неудивительно, ведь для Мальпиги исследование растений было одним из направлений научной деятельности, а Грю только растениями и занимался.
Мальпиги и Грю не доказали, что все органы всех исследованных ими растений состоят из клеток. Отсюда сам собой напрашивался вывод о том, что вообще все живое состоит из клеток, но многим ученым того времени такое предположение показалось обидным и даже оскорбительным. Ну разве можно сравнивать человека с какими-то «ничтожными былинками»? Разве можно утверждать, что человек устроен точно так же (если брать в целом), что и растения? Исследования в области эмбриологии тоже вызывали возмущение у ученых дураков (да простится автору такая резкость, но иначе сказать невозможно). Дураки отказывались верить в то, что человеческий зародыш развивается по тем же правилам, что и куриный. И лишь к середине XIX века гистология вместе с входящей в нее эмбриологией развились настолько, что сомневаться в их научности и правомерности стало невозможно.
К месту можно вспомнить одну историю, касающуюся Мальпиги и Грю. Оба ученых были членами Королевского общества, а Грю вдобавок еще и его секретарем. Оба ученых публиковали сообщения о результатах своих исследований в журнале, издаваемом Обществом. Иногда, когда дело касалось растений, эти сообщения были сильно похожи друг на друга, что вызывало удивление у читателей. Грю даже подозревали в том, что он отправляет часть своих сообщений от имени ученого-итальянца. Делалось это якобы из соображений престижа. Те выводы, в правильности которых Грю уверен полностью, он подписывал своим именем, а все сомнительное, что может быть опровергнуто или оспорено, — отдавал итальянскому коллеге. Эта сплетня не выдерживает элементарной проверки логикой, но тем не менее в нее верили настолько, что считали нужным упомянуть в мемуарах…
Обратили ли вы внимание на то, что никто из вышеупомянутых персон не был назван «отцом научной микроскопии», а казалось бы, что Гук, или Мальпиги, или Грю вполне заслужили такой титул. Но отцом научной микроскопии, а также главным микроскопистом того времени (XVII век и начало XVIII века) считается голландец Антоний ван Левенгук, который, если уж говорить начистоту, настоящего микроскопа в глаза не видел. Ну, во всяком случае, не пользовался им в работе и никогда ничего подобного не создавал. Вот такой получается исторический парадокс, с которым нужно разобраться.
Начнем с конца — с приборов, которые делал Левенгук. С одной стороны, они позволяли рассматривать объекты в сильно увеличенном виде, то есть по сути были микроскопами. С другой же стороны, они представляли собой одну-единственную линзу, укрепленную на штативе, а в классическом микроскопе линз должно быть две. Но здесь можно вспомнить слова, сказанные королем Георгом Третьим об адмирале Нельсоне: «Мне нет дела до манер этого отважного моряка, меня интересует только то, как ловко он громит врагов». Пусть «микроскопы» Левенгука состояли всего из одной линзы, то есть являлись не микроскопами, а лупами, но зато они давали такое увеличение, которое не мог дать ни один из современных им оптических приборов. Сам Левенгук писал, что создал микроскоп, дающий пятисоткратное увеличение, но этот прибор, к сожалению, до нас не дошел. А лучший из тех девяти, что сохранились до наших дней, увеличивает примерно в триста раз. Но давайте вспомним, что Мальпиги пользовался гораздо менее мощным микроскопом. Сто восемьдесят или почти триста — это огромная разница.
До сих пор неясно, как в XVII веке Левенгуку удавалось создавать столь совершенные линзы. Все попытки изготовить нечто подобное с использованием инструментов того времени проваливались. Есть мнение, что Левенгук сочетал тщательнейшую шлифовку линз с термической обработкой. Но это только гипотеза, секрет великого голландского мастера пока еще не раскрыт.
В течение полувека Левенгук отправлял в Королевское общество отчеты об увиденном в свои приборы. Он не был врачом или ботаником, поэтому просто описывал то, что увидел, не делая выводов и не создавая теорий. Но благодаря своим уникальным линзам видел Левенгук очень многое.
Великие открытия часто совершаются случайно. Однажды Левенгук решил установить причину острого вкуса перца. Ему казалось, что в перечном настое он сможет найти нечто особенное, то, чего нет в настоях других плодов. Но вместо этого он увидел мельчайшие живые организмы. Так были открыты микробы. Заинтересовавшись, Левенгук начал искать их повсюду — и везде находил. «Некоторые из них в длину были раза в три-четыре больше, чем в ширину, — писал Левенгук в Королевское общество, — хотя они и не были толще волосков, покрывающих тело вши. Другие имели правильную овальную форму. Был там еще и третий тип организмов, наиболее многочисленный, — мельчайшие существа с хвостиками, которые находились в постоянном движении».
С момента основания Королевского общества в нем установлено правило ничего не принимать на веру без подтверждения и ничего не отрицать без оснований. Сообщению Левенгука в Лондоне не поверили. Согласитесь, что тому, кто никогда в жизни не слышал о микробах, трудно поверить в то, что нас окружают какие-то невидимые мельчайшие существа. Но от сообщения Левенгука не отмахнулись как от чепухи, а отправили к нему в голландский город Делфт делегацию, которой предстояло проверить правдивость изложенных сведений. Возглавлял делегацию уже знакомый вам Неемия Грю. Левенгук показал «инспекторам» микробов и к знанию о клетке добавилось знание о микроорганизмах. Так родилась микробиология, основателем которой может считаться Левенгук.
Заслуги Левенгука перед наукой были настолько велики, что в тысяча шестьсот восьмидесятом году его избрали действительным членом Королевского общества, несмотря на отсутствие образования и незнание латыни. Свои научные сообщения Левенгук писал на голландском языке, но в Королевском обществе их принимали без каких-либо оговорок.
