– Со смерти старого Бонифацио, – вздохнул тот. – Да, апрель 2172 года. Потом в течение года за ним последовали четверо сыновей, и власть над кланом ушла к вдове старика, Антонелле. Внуки ее живы, но малы и вообще… не тянут. Кстати, вот отравить девочку Антонелла могла, она весьма серьезный алхимик и яды умеет подбирать.
– Это дает нам понимание, кто наш противник. Но мы пока не знаем, например, зачем этому Аренелло понадобилось зеркало или почему Карло год прожил без лица, – напомнила я. – Да и где искать нашего Джокера, тоже пока неясно.
– Джокера мы найдем, – небрежно отмахнулся Джан-Марко. – У нас есть параметры ауры, имя, которым он пользуется, место, где он должен появиться… Хорошо, что мы не стали выходить через развалины дома алхимика: про суету в Rimembranze он наверняка узнал, а вот нашли ли мы его логово – не знает.
– Возможно, завтра мы что-то узнаем от нашего Пьеро, – добавила Лавиния. – Он довольно долго мог наблюдать за фигурантом и какие-то его привычки, слабости, любимые словечки мог приметить. Нора, как ты считаешь, он придет в себя… э-э-э… нормальным?
– Откуда же я могу знать? – пожала я плечами. – Может, он никогда и не был нормальным? Может, Джокер его выкрал из той самой психиатрической лечебницы на Сан-Серволо? Меня гораздо больше заботят другие его жертвы…
– Будем искать, – меланхолично ответил Джан-Марко. – Поднимем дела о пропажах у себя и у городской стражи, навестим родственников, поговорим, порасспрашиваем, пособираем слухи… Как ни крути, наша работа – это на девяносто процентов бумаги и разговоры, разговоры и бумаги. Только потом появляется великий сыщик и раскладывает все по полочкам. Ладно, отдохнули – и хватит!
Он хлопнул ладонью по столу и решительно поднялся.
– Лавиния, ты со мной? – спросила я, вставая.
– Нет, я вернусь поздно, мне нужно поработать в архивах СБ, раз уж я тут очутилась. Плыви одна, меня Джан-Марко отправит.
Я задумалась: плыви – это хорошо, вот только катер мой давным-давно ушел домой, в Ка’Виченте. Пешком пойти? Тут с полчаса ходу, если не заблужусь…
– Ты не будешь против того, чтобы воспользоваться моей гондолой? – спросил у меня за плечом Джан-Баттиста.
– О, отлично, спасибо! А то я как раз вспоминала, как заблудилась ровно по дороге отсюда к дому, когда шла в первый раз.
– Тогда идем, Франческо нас мигом доставит…
Не знаю уж, как так вышло, но к моменту, когда гондола мягко причалила к ступеням Ка’Виченте, Джан-Баттиста был приглашен поужинать со мной. Собственно, почему бы и нет? Я точно знаю, что Джузеппина готовила сегодня гамбо по-луизиански, можно надеяться, что и со вторым блюдом в грязь лицом мы не ударим…
Ну, хорошо, лукавить перед собой не буду: да, мне хотелось побыть наедине с Джан-Баттистой и понять, померещился ли мне тот поцелуй… те поцелуи под цветущими магнолиями, в маленьком дворике рядом с храмом Ниалы?
Мы поужинали, но розовое вино из Провенса успело нагреться, пока к нему вернулись. Нет, поцелуи мне не приснились. Джан-Баттиста уходил от меня уже под утро, и я упала в постель, еще хранившую тепло наших тел.
Пару часов мне удалось поспать, потом в сон ворвался звонок коммуникатора:
– Нора, доброе утро, это Пьетро!
– Угу, – мрачно ответила я. – Утро редко бывает добрым.
Мой тон он предпочел не заметить и продолжил все так же жизнерадостно:
– Наш Пьеро пришел в себя и даже вспомнил, кто он такой. Очень, знаешь ли, неожиданный поворот…
– И кто же? – невероятным услием воли я затолкала внутрь зевок.
– Приезжай, все узнаешь! – хмыкнул мой мучитель и отключился.
Я упала на подушку и от души выругалась. Про себя, естественно… А ведь придется ехать. В голосе Пьетро звучали изумление, радость и злорадство, смешанные в равной пропорции и припорошенные явным желанием сорваться в пляс. Просто не прощу себе, если не узнаю как можно скорее все новости!
Интересно, а Лавиния здесь или тоже… хм… позволила себе приключения?
Госпожа Редфилд завтракала на кухне, обсуждая с Джузеппиной тонкости приготовления яблочного пирога с карамелью. Я украла с большого блюда жареную колбаску и села напротив.
– Ваш кофе, синьора! – кухарка уже протягивала мне чашку с кофе. Без сливок. Темный, как прошедшая ночь, такой же горячий и сладкий. Кажется, я покраснела, уткнувшись в чашку…
– Лавиния, звонил Пьетро, – сообщила я. – Нас ждут в Ка’Контарини.
– Отлично, – она отставила чашку и поднялась из-за стола. – Прежде чем мы поедем, загляни в мою спальню, пожалуйста.
Я чувствовала некоторую разбитость вкупе с усталостью и недосыпом. Ну, ничего удивительного в таком состоянии не было – после смерти Фрэнка у меня никого не было, а прошло ведь уже три года. Растренировалась, знаете ли…
Усадив меня на пуфик, магичка встала за моей спиной, положила мне ладони на лоб, и я почувствовала, как теплая волна пробежала по всему телу, смывая все неприятные ощущения, наполняя силой.
– Спасибо!
– Пожалуйста! – Она улыбнулась. – Ну вот, теперь ты и выглядишь поживее. Так что, поехали?
Массимо уже вывел катер из крытой стоянки под домом. На белом борту между двумя красными полосами было четко выведено темно-синими буквами: «Istiophorus». Я одобрительно кивнула: да, правильно, вот сейчас мы спешим.
В зеленой гостиной, так же, как и вчера, сидели Пьетро, мэтр Сонтхи и братья Торнабуони. Я остановилась в дверях, помахала им всем рукой и спросила:
– Ну что, идем расспрашивать?
– Идите вы с Лавинией и Джан-Марко, мы подождем здесь, – распорядился Пьетро. – Я-то уже поговорил с синьором… ну, он сам представится.
Что-то было в его ухмылке от козлоного сатира, подглядывающего за купающимися нимфами…
Маска Пьеро повернулась в нашу сторону, и мужчина, полусидящий на кровати, зашевелился, пытаясь сесть повыше. Сиделка помогла ему устроиться поудобнее, бросила суровый взгляд в нашу сторону и сказала, поджав губы:
– Десять минут, не больше!
Взяв стул, я села рядом с кроватью, взяла его запястье, проверила пульс и спросила:
– Расскажите, пожалуйста, как вы себя чувствуете?
– Гораздо лучше, чем мог бы предположить еще два дня назад. – Он неожиданно хмыкнул. – Это вы нашли меня?
– Мы все, да. Что вы помните?
– О! И много, и мало… Я хорошо помню, что вышел из своего дома утром двадцать шестого января две тысячи сто семьдесят девятого года. Меня кто-то окликнул, я начал поворачиваться… ну и собственно следующее, что я помню, – довольно жесткое ложе и оковы на руках и ногах. И эта личина…
Лавиния за моей спиной непочтительно присвистнула.
– То есть вы хотите сказать, что этот маньяк пять лет держал вас на цепи?
