Солнце к тому времени уже почти село.
Мирилл в последний раз выглянула в окно и опустила жалюзи. Запястья ломило – то ли к дождю, то ли к тяжёлой работе; она сдвинула рукава и цветные фенечки к локтям и достала из стола одноразовый бумажный фартук, потом выворотила из ящика тяжеленную ступку из искусственного камня и ссыпала в неё ровно шесть таблеток. На семьдесят килограммов живого веса – более чем достаточно.
В ванной Дэвид затянул бессмертную «Don't worry – be happy», и Мирилл, старательно измельчая таблетки даже не в порошок – в тончайшую пудру, подхватила мотив. На её придирчивый вкус, Дэвид пел хуже.
Пудра перекочевала в стопку и послушно растворилась в десяти миллилитрах спирта. На два бокала «Доктора Швестера» и после переперчённых равиоли – ни один дегустатор не почувствует. А если и заподозрит что-то, то в ход пойдут отговорки про жаркое лето, контрафакт и прочие прелести глубокой провинции.
Кошки как чувствовали, к чему дело идёт. На страже остались только две самые верные, пёстрый матриарх с разорванным ухом и её старшая дочка – гибкая белая красавица, похожая на статуэтку слоновой кости. Они сидели на буфете и мурчали, заглушая хрип старой радиолы и шелест воды в душе. Бокалы, тарелки, хрустальные сахарницы и конфетницы ещё прабабкиных времён холодно сверкали за стеклом в шкафу. Они, видимо, были из другого города и действий Мирилл не одобряли, но сделать ничего не могли.
Дэвид явился из ванной в облаке ментолового пара и в одном полотенце на голое тело. Он быстро освоился – похоже, не в первый раз ночевал у случайных знакомых. Подвоха он не ждал, хотя Мирилл даже для вида не прикоснулась к своим равиоли – сидела и чистила апельсин ножом, срезая спиралью тонкий слой кожицы и с каждым новым кругом углубляя надрез. Отхлёбывая из бокала, Дэвид поморщился от непривычного вкуса, но запивать острый соус водой посчитал ниже своего достоинства. Бутылку он уговорил ещё до того, как прикончил ужин; таблетки подействовали через двадцать минут, без сбоев и осложнений – белобрысый просто свалился на пол, напоследок мазанув дредами по тарелке.
Мирилл вздохнула и мысленно подготовилась к нудной работе.
Переодевшись в дешёвую хлопковую пижаму, заботливо подсунутую Городом на последней ярмарке, она стянула с Дэвида полотенце и отправила в стиральную машинку – на кипячение. Потом отволокла бесчувственное тело обратно в ванну – пришлось попыхтеть, перетаскивая его через порожек. Грязные дреды прочертили дорожку из сырного соуса по всему коридору, и Мирилл поморщилась, представив, сколько потом придётся начищать паркет. Перевалить Дэвида через бортик глубокой ванны было самым сложным, но сказалась долгая привычка; Мирилл давно уже подозревала, что главное в таком деле – не сила, а сноровка.
Кошки уселись рядком вдоль порожка, не пересекая его, впрочем, даже хвостом.
Шторку пришлось на всякий случай снять, чтобы потом не выбрасывать. Косметика тоже отправилась в тумбочку под раковиной. Зубную щётку, впрочем, Мирилл отправила в мусорное ведро, когда возвращалась на кухню за ампулой – вдруг Дэвид успел уже попользоваться?
Вводя ему смертельную дозу лекарства, она с легкой ностальгией вспоминала самый первый случай. Тогда это была женщина; лекарства на неё подействовали как-то не так, и пришлось резать по-живому. Кровью тогда забрызгало всё, даже шкафчик пришлось менять, а плитку и раковину Мирилл, тихо подвывая, оттирала кислотой недели две, прежде чем перестала шарахаться от полицейских машин.
Сейчас она, конечно, такую ошибку повторять не собиралась.
Вколов Дэвиду смертельную дозу лекарства, Мирилл отправилась кормить кошек. Пока приласкала и оделила порцией курятины каждую пушистую пройдоху, минуло около сорока минут. Дышать он, разумеется, перестал.
Можно было приступать к разделке.
Кошки, оставшиеся по ту сторону двери, орали на протяжении всего процесса. И когда она выпускала кровь, и много позже, когда запаивала фрагменты в плотные пластиковые пакеты. Когда на дне ванны не осталось ни кусочка, Мирилл сняла испорченную пижаму, резиновые перчатки и маску, запаковала всё в последний пакет, а сама влезла под душ – отмываться. Потом переоделась в сменную одежду и, аккуратно переступив через липкие пятна на полу, отправилась в гостиную – звонить Бриджит. Одной таскать пакеты к трясине пришлось бы долго, а Бриджит знала, на что шла, когда предлагала помощь. У неё был выбор.
В отличие от Мирилл.
Вдвоём они управились примерно к шести утра. Тут же, как по заказу, полил дождь – сплошной, точно из ведра.
– До пятницы будет хлестать, – мрачно напророчила Бриджит, вытирая большие мозолистые ладони о фартук. Хотя неизвестно, что было грязнее. – Ну, зато и смоет всё. Ни одна собака не вынюхает.
– Собак тут нет, – механически ответила Мирилл, и тут её накрыло. – Ох, Бридж…
Она поднялась на цыпочки, обнимая подругу. У Бриджит было невыразительное лицо – чёрные индейские глаза, мясистый нос африканских предков и полные губы, всё как будто навсегда застывшее неуклюжим пластилиновым слепком. Потечь от жары может, улыбнуться – нет. Но утешать она умела, как никто другой, и больше ни у кого на плече не плакалось так сладко.
– Когда же он отпустит меня? – всхлипывала Мирилл. – Я же не прошу его ни о чём. Тогда почему он с меня требует? Почему именно с меня?
– Вали уже домой, э? – грубовато похлопала её по плечу Бриджит. – Ложись и засыпай, вот прям сейчас. Я там домою, где надо, у меня руки привычные. Окей?
– Окей, – всхлипнула Мирилл.
Сил у неё не осталось совсем.
Бриджит помогла ей доковылять до дома и забраться в постель – прямо в одежде, хотя это означало, что потом придётся кипятить простыни. Кошки сбежались со всего дома; те, кому не хватило места на кровати и под кроватью, устроились на подоконнике, на тумбочке и на ковре. Матрона с рваным ухом подлезла под одеяло, забилась Мирилл под бок, рискуя быть задавленной при первом неловком движении, и принялась вылизывать и грызть ей пальцы. Слегка, так, чтоб не причинять боль, а скорее отвлекать.
Как и всегда после, Мирилл казалось, что уж теперь-то она точно не заснёт; но через час-другой сон приходил – под шелест воды по стеклу, кошачье утробное урчание, запах стиранного белья, басовитые напевы Бриджит и ток крови в висках.
Только снились ей воспоминания.
* * *
В детстве Мирилл необычайно везло.
Проявлялось это чаще в мелочах. Если она запаздывала, то и трамвай подъезжал к остановке позже, в карманах всегда водилась мелочь, а дождь никогда не начинался, если у неё не было под рукой зонтика или на крайний случай места поблизости, где можно укрыться. Между страниц «Большой иллюстрированной энциклопедии вымышленных существ» каждое утро обнаруживалась парочка новеньких хрустящих купюр – так, чтобы хватило на лапшу на вынос в китайской забегаловке и ровно одно пирожное из пекарни Ханга. Больше, как правило, Мирилл и не требовалось.
