Несколько секунд они смотрели друг на друга, не отрываясь. Оценивали шансы. Потом он бросился вперед, взмахнув ловушкой. Она увидела, как под ногами бородача внезапно вспухла мостовая и провалился асфальт. Это Город! Милый, добрый Город! Сосулька сорвалась с карниза и с тяжелым звоном разбилась на осколки между охотником и кукушкой. Бородач, успев сделать несколько шагов, отпрыгнул в сторону, ловушка выскользнула из его руки.
Она тоже прыгнула, хотела ухватиться за стену и заскользить, как в былые времена, вверх, к крышам и звездному небу, но без поддержки грани между настоящим и воображаемым лишь содрала кожу о морозные бетонные плиты и упала.
У нее перехватило дыхание. Из темноты крыш сорвалась новая сосулька, рассекла воздух и впилась в бедро. Кукушка зашипела от боли, забилась в судорогах, перевернулась на живот и поползла на руках в сторону дороги. Прочь из этого проклятого закоулка! Быстрее! Быстрее! Приподнялась, хромая, заметила бородача. Он сидел у противоположной стены. Что-то с ним было не так. Кукушка не успела понять, что именно.
– Не уходи! – внезапно попросил он. – Подожди! Останься хотя бы на несколько минут!
От неожиданности она остановилась. А бородач уже рылся в одеждах, вытащил сначала карандаш, затем потрепанный блокнот. Торопливо пролистал, косясь на кукушку, и вдруг начал рисовать. Бегло и размашисто.
Она увидела, наконец, что ноги бородача неестественно вывернуты, сломаны. Пот крупными каплями катился по его лбу и щекам. Глаза лихорадочно бегали – от блокнота на нее, с нее на блокнот.
– Мне тебя никогда не поймать, – бормотал рыжебородый. – Вот невезуха. Неуловимая ты какая-то. Единственная в своем роде. Ты одна осталась, кого я никак не могу нарисовать. Я пытался, по памяти, после той ночи, в детстве, но ничего толкового не получалось. Понимаешь, это как наваждение. Мне нужно нарисовать вас всех. А то в голове свербит, не дает успокоиться. Эти мысли, мысли… я спать не могу нормально, потому что как только закрываю глаза, сразу вижу кого-нибудь из вас… Подожди еще несколько минут. Не уходи, пожалуйста. Сделай мне новогодний подарок. Ты же это можешь. Пусть хотя бы так, мимолетом. Я не буду тебя ловить больше, если позволишь, если не уйдешь сейчас, хотя бы…
Год назад они сидели с отцом в небольшом кафе. Отец заказал на двоих вишневое пиво и гренки с сыром, а затем сказал:
– Иногда мне кажется, что все мы уже давно заражены. Эти существа, муравьи из-под палатки, нас одолели. Искусали всех вокруг. А мы настолько привыкли, что расчесываем места их укусов и получаем какое-то дикое удовольствие от процесса. Не замечаем, что должно быть по-другому. Нам кажется, что это и есть норма, да?
– У тебя есть странности, – подумав, сказал бородач, который рядом с отцом всегда ощущал себя десятилетним пацаном. – Ты всю жизнь посвятил охоте на этих существ. И постоянно изобретаешь все новые ловушки. Иногда тебя нет несколько недель. Сидишь в гараже и паяешь, собираешь, скручиваешь.
Отец постучал себя пальцем по виску.
– У меня в голове есть идеи насчет той или иной ловушки. Я не могу спокойно спать, пока не воплощу их в жизнь. Если уж люди с большой земли не помогают больше, то приходится справляться самим.
– А я рисую мертвых существ. Четыреста двадцать пять рисунков.
– Я знаю людей, которым кажется, что червонные пятна на лице им очень идут. А кое-кто уверен, что он призрак, и поэтому бродит голышом по ночным улицам. Это ли не странности, которые мы видим, но предпочитаем не замечать? Кто-то ими, быть может, гордится…
Бородач глотнул холодного пива.
– Думаешь, мы проиграли?
Отец был уже очень стар. Руки его тряслись, глаза подслеповато щурились. Если он что-то и проиграл, так это борьбу с жизнью.
– Тут нет проигравших или победивших, – сказал он. – Мы просто подстроились. Каждый из нас.
Через несколько месяцев отец тихо умер у себя в квартире. Бородач пришел туда через несколько дней после похорон и обнаружил, что две комнаты их трех почти полностью завалены разнообразным хламом. На каждом куске кирпича, листе железа, на ржавых запчастях от старых автомобилей, на остатках кофемашин, деталях от микроволновок были приклеены листы, аккуратно завернутые в куски целлофана. На листах отец от руки записывал номер детали, инструкции и область применения. Наверное, чтобы собрать из всего этого новые ловушки, отцу бы пришлось потратить еще десяток таких же долгих и насыщенных жизней.
– Постой, – шептал бородач, пока карандаш дрожал в его руке, перебрасывая на лист то, чего никогда бы не увидел ни один человек.
Она, застывшая под светом фонаря в нескольких метрах от спасительной дороги, внезапно вспомнила, где раньше видела эти глаза.
Глаза ребенка, прислонившегося к окну, открывшего рот, выдохнувшего на стекло.
Она успела передать ему крохотную частичку силы. Не надеялась на большее, потому что торопилась. Увидела, как в комнату ворвался отец, подхватил мальчишку подмышки, отволок от окна и резко задернул шторы. Отец не видел кукушки, это было не в его силах. Он мог лишь чувствовать.
А сейчас в голове рыжебородого великана росли и развивались птенцы. Питались его воображением. Набирались сил. Еще несколько лет, и они окрепнут, выберутся на свободу и отправятся на поиски своей матери. А пока они будоражили его сознание. Подогревали.
– Не уходи! Еще пару минут! – просил рыжебородый без особой надежды.
Она отвернулась и доковыляла до канализационного люка, подцепила коготками, отодвинула крышку. В лицо дыхнуло влажным теплом.
– Ты хотел пообщаться со мной, – прошептала кукушка. – Вот она я, принимай. У нас будет много времени пообщаться, пока зализываю раны.
Город вздрогнул от удовольствия. Дрожь эта пробежала по всем без исключения домам, сорвала с крыш комья снега, заставила гулким перезвоном отозваться окна.
А потом Город принял ее в свои объятия. Он был доволен. Он был горд собой.
Наконец, есть возможность поведать кукушке множество интересных историй. Эти существа имели привычку быстро появляться и так же быстро исчезать в своих болотах, норах и сопках. Город никогда не успевал с ними пообщаться. А тут такая удача!
Конечно, он расскажет об охотниках, о больных и психически неуравновешенных. О детишках, что боятся выглядывать в окна в канун Нового года. У него в запасе миллион историй. А еще есть главный секрет. Его любимый.
Он расскажет кукушке, что государство давно распалось, что завод атомных подлодок уже никому не нужен, что Город стоит здесь, забытый всеми, несколько десятков лет. Дороги к нему замело, линии электропередач оборваны, память о нем стерта. Один из десятков заброшенных городков по всей стране, ставших в одночасье никому не нужными.
Она спросит: кто же тогда все эти люди? Кто тут живет?
Он ответит: никто не живет.
Физически все давно умерли, замерзли, сгинули. Все дело в воображении. Вы воображаете людей. Люди – вас. Так и зарождается жизнь среди зимы и сопок, вопреки всему, уже не первый десяток лет. Нет никакой грани между настоящим и воображаемым. Осталось только второе. А в настоящем – дряхлеющий, умирающий Город, питающийся самой главной иллюзией, выкармливающий своим сознанием тысячи странных существ, обитающих здесь.