– Я тут кое-что уже разузнал… Вот ту стриженную бабу в камуфляже видишь? С ней лучше не связываться, – кивнул на плечистую женщину в углу бара новый приятель Цвая, бородатый искатель приключений, немного похожий на профессора. – Она водит маленькие группы, по два-три человека, и берёт очень дёшево.
Цвай моргнул.
– Так это же вроде хорошо?
Бородач заговорщически наклонился, опираясь на стол:
– Что б ты понимал, студентик… А живёт-то она на что? Домишко у неё будь здоров, тачка тоже. Ну, а подопечные её то и дело пропадают на обратном пути. Она их оставляет в баре, который на самой окраине, а до гостиницы они и не доходят. Смекаешь, а?
Женщина в камуфляже поймала взгляд Цвая и усмехнулась, точно знала, что это о ней шепчутся. Нутро продрало морозцем.
«Может, ну её, болотную мистику?»
– И к тому дядьке опять-таки не пойдём, – продолжал тем временем бородач, исподтишка указывая на обаятельного коротышку-хохотуна у барной стойки, вокруг которого собралась уже компания барышень.
– Он тоже грабит?
– Ну, цены у него точно грабительские, – хмыкнул бородач. – Группу он всегда провожает прям до вокзала, пока на поезд не посадит – не отцепится. Но каши с ним не сваришь, вглубь топей он не пойдёт – покружит по краешку, потравит байки и повернёт назад. Нет, нам такого не надо, несерьёзно это. Так что нанимать будем во-он того парня. Слау его кличка.
И он указал на человека, к которому Цвай подошёл бы в самую последнюю очередь – высокого франта в шляпе с необъятными полями. Красная кожаная куртка в заклёпках, чёрные джинсы, сапоги по колено с отворотами… он был одет не для путешествия – для маскарада. Пустых пивных кружек на его столе скопилось порядочно, а вот потенциальных клиентов было не видать: похоже, многих аляповатый костюм откровенно отпугивал.
– Серьёзно? – отважился усомниться Цвай. – Вот этого?
Бородач кивнул без тени сомнения:
– Он здесь лучший.
Вблизи Слау производил ещё более плачевное впечатление: волосы немытые аж до болотистого запашка, отвороты сапог в тине… Взгляд у него, впрочем, был цепкий, а запросы – под стать самым востребованным проводникам.
– Группу сами наберёте, вожу семерых за раз. Пять тысяч с носа. А, и за выпивку сейчас заплатите.
– Сколько?! – вырвалось у Цвая.
Нет, он, конечно, понимал, что путешествие дорого обойдётся, и даже скопил немного за год – побегал с поручениями от профессоров. Но настолько неподъёмная сумма…
С неожиданной для выпивохи ловкостью Слау поймал его за воротник, потянул вниз; прозрачные глазищи оказались до жути близко.
– Оплата после возвращения, – шепнул он. – Скидок не делаю никому, мертвецам разве что. В общем, ровно пять тысяч… Или что-нибудь твоё.
Шум и вонь переполненного бара вдруг отдалились; взгляд плечистой женщины в камуфляже стал голодным и злым, а на плечах у неё выросли погоны из детских черепов; девчонка за стойкой, беззвучно хохоча, смешивала в шейкере что-то тёмно-красное, маслянистое, от чего разило ржавчиной; у весёлого толстячка, окружённого туристками, из рукавов падали пиявки – жирные, ленивые.
Именно в этот момент Цвай острей, чем когда-либо, захотел взвалить рюкзак с пожитками на плечо, рвануть к вокзалу и на ближайшем поезде вернуться в Университет – и гори оно всё синим пламенем, и зелёным, и прозрачным… Но бородатый его приятель снова залопотал бодро, заторговался, подозвал официантку, оплатил счёт, и потусторонняя маета развеялась. Слау уткнулся в своё пиво; группа как-то сама набралась, незаметно и необременительно, выходить договорились назавтра – словом, отступать стало некуда.
И Цвай решил, что как-нибудь выкрутится.
Не в первый же раз.
Болото начиналось сразу за Поокраинным городом, но сперва пейзажи вокруг нисколько не напоминали те зловещие картинки, которые продавались на сувенирных развалах. Оно словно заманивало неосторожных путников, притворялось безвредным, дружелюбным даже. Разбитая дорога выводила к бару на окраине, а затем словно растворялась в долине, рассечённой множеством речушек, быстрых и чистых. Кое-где ещё горбились между берегами выщербленные мосты, но чаще перебираться приходилось вброд или скакать с камня на камень – а попробуй-ка подпрыгни в сапогах. Дальше вода только прибывала, но одновременно и загаживалась. Так песчаное дно озерца, вытянувшегося по самой границе, постепенно заиливалось, стеклянная глубина мутнела, студенилась, белые и розовые нимфеи уступали ряске и тине.
– Дальше – след в след за мной, – отрывисто скомандовал Слау, надвинув свою дурную шляпу на лоб. – Чтоб ни шагу в сторону. Топи шутить не любят.
– Ух-ху-у! – согласилось что-то утробно вдали, там, где поблёклые, точно плесенью подёрнутые равнины терялись в сером тумане.
И, хотя пока ярко светило солнце, а под ногами была твёрдая земля, у Цвая спина взмокла и колени на секунду задеревенели. Но никто больше, кажется, не испугался; наоборот, бородач принялся разглагольствовать о трудностях пути, приобняв за плечо попутчицу с глазами настороженной оленихи, со всех сторон защёлкали створы фотоаппаратов, а сутулый парень в очках забубнил в диктофон что-то про неизученную реликтовую фауну.
– Наконец-то, – капризно заметила седая дама. И вдруг подмигнула Цваю: – Я уже думала, нас никогда не начнут развлекать.
…Слау сказал – «идите след в след», но это оказалось не так-то просто. Шагал он размашисто и совсем не смотрел под ноги, точно знал: тропа непременно появится там, куда он наступит. Руки его болтались туда-сюда, как два маятника, тонко и чисто звенели цепочки и заклёпки на пижонской куртке – то ли шутовские бубенцы, то ли мистический камертон, настраивающий реальность сообразно желаниям владельца. Бородач, который упорно нёсся за ним по пятам, кое- как попадал в быстро исчезающие отпечатки сапог, но остальные… Через часок более-менее чистой осталась только седая дама, но она явно не впервые ходила на Болото, потому время от времени бормотала себе под нос что-то вроде:
«Ага, этот дуб совсем высох…»
Или:
«А где же развалины?»
– Привал, – объявил проводник, когда добрался до относительно надёжного места – сухой, изрядно заросшей площадки с печным остовом посередине. – Я отлучусь за дровами, но вы отсюда ни ногой: утопленников кругом как грязи. Они вообще не опасные, но, это… общительные. С непривычки можно концы отдать.
Сказал – и сам же и заржал, обнажая белые, по- лошадиному крупноватые зубы. Но Цваю уже было всё равно: после перехода он вымотался сильнее, чем ожидал. Пока более сноровистые попутчики кипятили на керосинке воду и вскрывали консервные банки, он привалился спиной к кирпичной кладке, почти невидимой под слоем зеленоватого мха, и смежил веки. Неодолимо накатила дрёма; замелькали перед глазами амфигурические образы, жутковатые, но притягательные. Потом кто-то вульгарно рассмеялся совсем рядом; рефлекторно сократились натруженные за день мышцы, нога резко дёрнулась – и Цвай очнулся.
