Над столом у шефа висело три портрета. Слева – председатель КомИнфа, основатель ведомства, справа – генеральный секретарь ЦК партии, по центру – черный прямоугольник в раме.
Наличие портрета Хранителя Союза, Зверя Миров и Брата Древних предусмотрено в высоких кабинетах негласным протоколом, но, по факту, фотосъемка строго запрещена, а художников-академиков не подпускают и подавно, как бы те не рвались запечатлеть для истории того, кто управляет судьбами страны. Человеческое сознание просто не в силах с этим справиться, не готово к восприятию его истинного облика.
В углу кабинета возвышался пыльный фикус. На столе у шефа лежала нетронутая стопка писчей бумаги и стоял белый телефон с золотым гербом на диске.
Шеф стоял у окна, любовался Москвой с высоты тридцати пяти этажей, поверх раскрытой канцелярской папки. Повернулся, кивнул мне:
– Садись. Кофе не предлагаю. У секретарши еще рабочий день не начался, а у меня, сам знаешь, вечно какая-то бурда получается.
– Отчего такая срочность, товарищ Кожухов?
Он хмыкнул, поправил очки. Подошел к столу, раскрыл передо мной папку:
– Ознакомься, Свиридов.
Я ознакомился. Личное дело гражданки Подольской Ульяны Тимофеевны, пропавшей без вести в августе сего года. Биографические сведения весьма скудны в силу возраста пропавшей. Моя ровесница – двадцать шесть. Не состояла. Не привлекалась. Образование высшее, ксенопсихолог. Работала в Москве, в Совинцентре (он же – «Пикмановский центр»). Фото. Сведения о родителях. Так.
– Профессор Подольский? – я перевел взгляд с бумаг на шефа. – Дочь профессора Подольского пропала без вести?!
– Чуешь, чем попахивает?
– Почему дело оказалось у нас? Почему не у МГБ?
– А вот чем мы тут, по-твоему, занимаемся, Свиридов?
– Связью, – пошутил я.
Шеф не улыбнулся:
– Вот именно. А связи – решают. Ты, само собой, в курсе, над каким проектом работал Подольский?
Я кивнул.
Шеф покачал головой:
– А ведь не должен. По допуску не положено.
– Ведомство-то смежное, – я изобразил смущение. – Сами же говорите, связи решают, всякое такое.
– Что ж, тебе и карты в руки.
– Разрешите вопрос?
– Почему именно ты?
– Почему именно я? Ведь не мой профиль.
– Какие три самых важных качества в нашей работе, Свиридов?
– Горячее сердце, холодная голова и чистые руки?
– Почти. Железная задница, стальные нервы и на полную катушку раскрученная паранойя.
Шеф стащил с носа очки, устало потер отечные веки. Я сразу понял – он провел тут, в своем кабинете, всю прошедшую ночь. Без всяких насосов вечерней уборщицы.
– Задница и нервы дело наживное, – продолжал он. – А вот параноик ты, Свиридов, знатный. Поэтому хочу, чтоб этим занялся именно ты.
Я кивнул, вновь обратил взгляд к документам.
Я смотрел на фото.
Совсем не изменилась.
Как в день нашей первой встречи. Очень загорелая, в выцветшей футболке и коротких шортах, открывающих длинные, поцарапанные лесной колючкой ноги. Выгоревшие на солнце волосы, светлыми прядями спадающие на спину и плечи, короткой челкой едва касающиеся узких, чуть вздернутых, как бы в веселом удивлении, бровей. Глаза невероятной глубины, меняющие свой цвет от небесно-голубого до туманно-серого.
– Симпатичная, – сказал я, чтоб нарушить подозрительно затянувшуюся паузу.
– Смотри только, не влюбись.
– Постараюсь, товарищ Кожухов.
– Ты лучше не старайся. Ты просто найди мне эту девчонку. Пока ситуация не вышла из-под контроля. Надеюсь, не надо объяснять всю серьезность и прочее.? Нам тут для полного счастья, в плюс к международному скандалу, только киднеппинга и обмена заложниками не хватало.
– Вас понял. Могу приступать?
– Иди. Отчета от тебя жду к пятнице.
На обратной дороге, в лифте, думал о том, какой я все-таки хороший сотрудник.
Едва только приступив к выполнению задания, уже успел выполнить один из ключевых приказов шефа.
Я никак не мог влюбиться в Ульяну Подольскую.
Я был влюблен в нее уже десять лет. С тех пор, как мне едва стукнуло шестнадцать.
Москва – Пижва
Шеф почти не шутил, называя меня «параноиком». Многие в КомИнфе, особенно, конечно «старая гвардия», посмеивались надо мной.
Мол, вы молодежь, перестраховщики, сколько можно оглядываться на Р’льех и Атлантический Агломерат? Лучше, вон, на китайцев гляньте. Кризис 39-го, мол, давно миновал, все эти Берлинские Усомнения и франко-тибетские распри. Экспансия выродилась в Интеграцию. Мы научились жить бок о бок. А на крайний случай у нас всегда есть чем угостить соседа – такую Кузькину Мать покажем, что у них тапочки от самого Нью-Ирама до самого Нью-Йорка отлетят.
Меня считали параноиком. А я просто привык доверять своей интуиции.
Поэтому, уже выходя из кабинета шефа, точно знал – откуда начну поиски гражданки Подольской Ульяны Тимофеевны, дочки Того-Самого профессора Подольского.
О нем, конечно, не писали в газетах, не рассказывали по ТВ. Постарались замять. Умолчать. Сокрыть.
Но в нашем и смежных ведомствах этот умник стал настоящей звездой.
Робин Гуд Холодной войны, за голову которого шериф Ноттингемский не поскупился бы отдать все свое шерифство с окнами на Лубянскую площадь.
Самая главная неудача отечественных спецслужб с тех пор, как Ильич прибыл в Питер на спецпоезде, снаряженном немецкими генштабистами.
Ну, положим, Ильич в итоге стал основателем нашего нового государства. Польза несомненная.
Но тех, кто упустил Подольского – не могло оправдать ничто. Недоглядели. Прошляпили.
Дорога от Москвы до Пижвы обещала занять часов шесть, даже если прицепить к крыше «Гидры» мигалку и гнать по спецполосе. А мне не полагалось ни мигалки, ни спецполосы.
Я твердо пообещал себе не ударяться в лирику и прочую рефлексию. Дело, судя по всему, серьезное. Не время расслабляться. Но чем ближе была Пижва, тем сильнее одолевали воспоминания.
Мне тогда не исполнилось еще и шестнадцати. Учился я в «языковой» спецшколе, куда устроен был по родительской протекции. Отец мой уже тогда добился изрядных номенклатурных высот. Не таких, конечно, как дед в его годы, но все же.
Меня они оба, без сомнения, видели в теперешнем моем возрасте – блестящим дипломатом, диктующим волю нашей великой страны где-нибудь в патриархальном Аркхеме с его академическим твидом и шелестом «нобелевских» монографий. Или в прогрессивном Иннсмуте, где запах тины из глубин мешается с ароматом уходящего к недостижимым высотам карьерного ковролина. Человеком семейным, обстоятельным и Имеющим Вес.
