Здесь нужно сделать еще одно пояснение. Смерть пациента в машине на фельдшерской бригаде и на врачебной бригаде — это два совершенно разных случая с совершенно разными последствиями. Для фельдшерской бригады смерть в машине не будет иметь неприятных последствий лишь в том случае, если пациент взят с улицы. Тут уж выбора нет — забирай и вези, чтобы долго не лежал. Без вариантов.
«Улица» — понятие растяжимое, сюда входят и магазины, и места работы, и станции метрополитена… Короче говоря, «улица» — это все, что не дома.
Если же пациент находится дома, то здесь тактика иная. Не «забирай и вези», а «подумай, сможешь ли довести живым». Фельдшер должен правильно оценить тяжесть состояния пациента и провести адекватную терапию, чтобы в процессе транспортировки не произошло бы резкого ухудшения состояния. Если сомневаешься, то вызывай на себя врачебную бригаду и передавай пациента им. У врачебной бригады квалификация выше и больше возможностей довезти пациента до стационара живым.
Если бы состояние дедушки внушало бы хоть малейшие опасения, Трояшкин, разумеется, никуда бы его не повез. Ни за какие коврижки. При двух неснятых выговорах и контрах с заведующим подстанцией нужно работать осторожно, подстраховываясь на каждом шагу. Но дедушка был бодрячок-бодрячком. В больницу он ложился не потому что приперло, а потому что ему хотелось «обследоваться и подлечиться». Проще говоря — заскучал дед дома, члены семьи с утра до вечера на работе, поговорить не с кем. И выкинул такой фортель — помер в машине.
Перед глазами Трояшкина замаячили огненные строки «…фельдшер Трояшкин В. Н. недооценил тяжесть состояния пациента и не провел адекватную терапию, что привело к резкому ухудшению состояния пациента процессе транспортировки, приведшее к летальному исходу…».
Тут уж третий выговор рисовался без вариантов. С последующим увольнением по инициативе администрации. И что потом делать, если тебе тридцать восемь лет и больше ничего ты делать не умеешь? Идти медбратом в приемный покой? Ну разве что, только тухлая это перспектива, становиться мальчиком на побегушках после стольких лет свободной самостоятельности.
Но ведь из любого безвыходного положения можно попытаться найти выход, верно?
А что бы вы сделали на месте Трояшкина? Представьте, что вы — фельдшер, у вас в машине умер взятый из дома пациент и вам нужно как-то разрулить эту плачевную ситуацию, грозящую вам насильственным увольнением.
Ответ: «привязать к ногам трупа что-то тяжелое и бросить его в Москву-реку» не принимается. Вы же фельдшер, а не бандит и не серийный убийца. Тем более, что в документальном смысле вам избавиться от трупа никак не удастся. Всюду зафиксировано, что вы выехали на данный конкретный вызов и взяли направление на госпитализацию данного конкретного пациента в такую-то больницу. Извольте предъявить документальное доказательство того, что вы сдали пациента в больницу… или в морг.
Выхода не было?
Нет, он был! Был у Трояшкина шанс выкрутиться.
— Двигай в «пятнашку», быстро! — велел он водителю Пеливанову.
Водитель Пеливанов был тертый калач, четверть века на «скорой» отработал. Он не стал задавать вопросов, а понимающе усмехнулся и покатил в пятнадцатую больницу.
— Бабла одолжить? — спросил Пеливанов, остановив машину возле приемного отделения.
— Давай, что есть, — ответил Трояшкин.
Пеливанов отдал ему сто долларов, полученные на первом вызове, и почти все, что имел из рублевой наличности.
Трояшкин быстрым шагом прошел через приемное отделение и поднялся в реанимацию, надеясь на то, что сегодня будет дежурить кто-то из хороших врачей. Хороших — в смысле покладистых и сострадательных.
Вышедшему дежурному врачу Трояшкин сказал:
— Выручайте, умоляю! У меня смерть в машине, два «строгача» и заведующий на меня зуб имеет. Я заплачу́.
Смысл предложенной махинации был следующим. Трояшкин хотел сдать покойника в реанимационное отделение под видом живого, а, если точнее, то — полуживого, находящегося в состоянии клинической смерти. Формально бы считалось, что он таки довез пациента до стационара, пускай и не до того, в который изначально намеревался везти. Смерти в машине не было.
Врачам реанимационного отделения эта махинация ничем серьезным не грозила. Да — у них получалась лишняя смерть. Но, во-первых, все пациенты, доставленные по «скорой», и умершие в течение первых суток, включаются в скоропомощную статистику и не портят отчетности отделения и больницы. А, во-вторых, реаниматологов за умерших пациентов не наказывают, это же реанимационное отделение, где все пациенты тяжелые.
Да, разумеется, некоторые хлопоты будут — врачам придется заполнять историю болезни «живого трупа», докладывать о нем на пятиминутке, а медсестрам придется возиться с телом и отвозить его в больничный морг. Но эти услуги оплачиваются.
— Не вариант, — покачал головой дежурный реаниматолог, даже не спросив, сколько готов заплатить Трояшкин.
— Двести баксов!
— Нет.
— Триста!
— Я же говорю — нет! Мне заведующий за такие трюки голову оторвет. Не один вы выговоры получаете.
В кардиологической реанимации Трояшкину тоже не пошли навстречу. Врач, с которым разговаривал Трояшкин, сам вроде бы был не прочь, но опасался, что его напарник стукнет начальству.
Несолоно хлебавши, Трояшкин вернулся в машину и сказал Пеливанову:
— Давай в шестьдесят восьмую.
В шестьдесят восьмой тоже вышел облом.
— Зажрались люди, — пожаловался Трояшкин Пеливанову. — Деньги им не нужны.
— А тут в чем проблема? — спросил Пеливанов.
— У кого смена не сработавшаяся, боятся стука, у кого просто желания помочь нет.
— Так что — едем в морг?
— Давай еще в тринадцатую попробуем, — сказал Трояшкин. — А если там откажут, то придется в морг везти. Домой же его не вернешь.
— Тринадцать — несчастливое число, — сказал суеверный Пеливанов. — Может, лучше в двадцать третью попробуем?
— Нет! Я никак не смогу объяснить, почему экстренно сдал деда в двадцать третью. Тринадцатая и то не по пути, но еще можно отмазаться тем, что пробку объезжали. А по центру кто пробки объезжает? Да и гнилое это место — двадцать третья, там все очень правильные.
Поехали в тринадцатую.
— Тебе, Вадик, надо обет дать, — сказал вдруг Пеливанов. — Пообещать, что, если деда в тринадцатой возьмут, ты что-то хорошее сделаешь. Например, простишь от чистого сердца старого врага или детскому дому левак за три месяца пожертвуешь. Типа ты обещаешь высшим силам сделать что-то хорошее, а они за это идут тебе навстречу. Только поторопись, скоро на месте будем.
— Старого врага, говоришь? — задумался Трояшкин. — Хорошо, обещаю всем, кто меня слышит, что если сейчас удастся сдать деда в реанимацию, то я от всей души и чистого сердца прощу Пимену все то зло, которое он мне причинил. И еще попрошу у него прощения за то, что я ему сделал! Клянусь!
