— На любую суку можно найти управу! — заявил Мяучкин. — И я ее найду!
Ему не поверили, подумали, что он просто хочет произвести впечатление на заведующую. Мяучкин скрывал свои чувства (вернее, это он думал, что скрывает их), но страстные взгляды и томные вздохи выдавали его с головой. На «скорой» народ приметливый, работа способствует развитию наблюдательности.
У Мяучкина было хобби — он парусники в бутылках собирал. И один такой подарил заведующей. Парусник «Надежда», впервые в истории русского мореплавания совершивший кругосветное плавание в начале 19-го века (кто сейчас не угадал, как звали заведующую?). Точная копия, только миллипусечная. Коллеги с других подстанций ахали — да с такими руками не на «скорой» надо работать, а микрохирургией заниматься!
Вы, наверное, понимаете, что такими умелыми руками не составляло проблемы изготовить две печати — скоропомощную и гувэдэшную. Тем более, что полного сходства не требовалось, требовалось только произвести впечатление на гражданку Дуганову. Стащить на Центре официальный скоропомощной бланк тоже было несложно. Они там в открытом доступе лежали — хоть на подтирку бери, пардон муа и брали ведь.
В конечном итоге на свет родился уникальный документ: «Постановление о принудительном усыплении гражданки Дугановой Елены…» и так далее. С годом рождения, адресом и указанием причины — «систематической намеренной дезорганизации работы Станции скорой и неотложной помощи города Москвы, повлекшей многочисленные человеческие жертвы». А что? Дугановой не раз говорили, что пока бригады по ее ложнякам мотаются, кто-то где-то умирает. А она глазки в кучку и… (см. выше)
Документ был подписан главным врачом скорой помощи. Рядом с подписью — печать. Ниже стояло: «Согласовано. Возражений нет. Начальник Главного управления внутренних дел…». И еще одна подпись с еще одной печатью. Венчал документ гриф «Строго секретно». Короче говоря, очень убедительная получилась бумага.
Приехав к Дугановой на очередной вызов и совершив традиционный ритуал измерения давления, которое традиционно оказалось слегка повышенным, Мяучкин услал фельдшера в машину и с глазу на глаз рассказал пациентке, что относительно ее получено секретное постановление. Вот, можно ознакомиться, только из моих рук. Но поскольку пациентка очень похожа на покойную бабушку доктора Мяучкина, он решил сегодня постановления не исполнять, а ограничиться последним предупреждением. Но в следующий раз он будет вынужден соблюсти трудовую дисциплину в полном объеме… Или кто другой приедет и соблюдет. В общем, делайте выводы, гражданка.
Дуганова сделала выводы и больше не вызывала. Совсем. Позже выяснилось, что она сменяла квартиру в другой район — то ли с дочерью съехалась, то ли обменялась с доплатой. Короче говоря — благоразумно убралась подальше.
А с заведующей у Мяучкина не сложилось. Бывает.
Местечковые контрадикции
Диспетчера Веру Санникову на подстанции считали… мягко говоря — распутной женщиной. Надо сказать, что на «скорой» с ее привычной простотой нравов, надо хорошо постараться, чтобы заслужить подобную репутацию. Это все равно, что прослыть грубияном среди одесских биндюжников.
У распутной Санниковой был любовник. Всего один — доктор Макитра, совместитель-полуставочник из бывших фельдшеров. Оба они дежурили только по субботам, в одну смену. В свободное время Санникова и Макитра или ворковали в диспетчерской, или… впрочем дело не в этом. Дело в том, что меня интересовало все нелогичное и хотелось непременно докопаться до сути. Такой уж характер, ничего не поделаешь.
Однажды я спросил у водителя Вити Крюкина:
— Скажи мне, почему Верка считается, мягко говоря — распутной женщиной, при наличии всего одного известного любовника? Один любовник — это же не патология, а практически норма. Но Верку иначе как распутной женщиной за глаза не называют. А вот фельдшера Леру Федякину, которая при живом муже тесно дружит с двумя водителями, одним фельдшером и оперативником из местного отделения, никто ни разу распутной женщиной не назвал. Где логика?
— Логика простая, — усмехнулся Витя. — У Лерки любовники — это забава, а у Верки — смысл жизни. Она старшему фельдшеру ультиматум поставила — или я дежурю только вместе с Макитрой, или увольняюсь! Ну и кто она после этого?
Жертва коммунистического террора
Доктора Круглова после получения диплома взяли в кремлевскую «скорую». Дело было в далеком 1987 году. Круглов обладал всеми необходимыми качествами для работы в столь ответственной сфере, начиная с профессиональных и заканчивая анкетными.
Во время Всесоюзного Ленинского коммунистического субботника Круглову поручили развесить по всей подстанции новые занавески. Круглов выполнил поручение примерно наполовину, а затем тихо слинял, чтобы отметить день рождения Ильича в узком дружеском кругу.
Придя на очередное дежурство, Круглов получил от заведующего в морду трудовую книжку с записью о увольнении за нарушение трудовой дисциплины. Теоретически увольнение можно было бы оспорить, поскольку участие в субботнике официально считалось делом добровольным и участвовали в нем во внерабочее время. Но с практической точки зрения лучше было не рыпаться. Попытка восстановиться через суд в лучшем случае привела бы к постановке на учет в психоневрологическом диспансере с распространенным в то время диагнозом вялотекущей шизофрении.
Круглов продолжил работу на московской «скорой». Приняли его с неохотой и опаской — нарушитель трудовой дисциплины! — но все же приняли, потому что срочно требовались врачи на только что открывшуюся подстанцию.
Году этак в 1995-ом Круглов рассказал на подстанции о том, что отправил заявление в какую-то общественную организацию, занимающуюся защитой прав жертв коммунистического террора и выбиванием им компенсаций. На самом деле эта организация занималась окучиванием лохов, поскольку заявление принималось после оплаты некоего взноса, но дело не в этом…
Дело в том, что все слушатели от удивления застыли в немой сцене.
Первой пришла в себя диспетчер Сиротина.
— Леша! — пролепетала она. — А ты с какого боку жертва коммунистического режима с папой главным инженером и мамой директором школы? Кто тебя преследовал? Как ты страдал? Поведай, нам интересно.
И вот тут-то мы узнали историю про занавески, которую прежде Круглов никому не рассказывал.
Ни хрена он, разумеется, не получил. В смысле — никаких компенсаций не получил, а вот прозвище «Жертва режима» прилипло к нему намертво.
Кулинар
Доктор Плюшкин, заведующий эндокринологическим отделением в одной московской больнице, очень любил готовить. И, надо сказать, умел. Поход в гости к Плюшкину неизменно оказывался гастрономическим праздником. Повторить его кулинарные достижения было невозможно. Плюшкин делился рецептами и секретами, желающие пробовали и огорчались — вроде бы и хорошо, да не так.
