– Потому что приехала Агриппина, – сказала Маруся. – Потому что она пришла на пляж, разделась и улеглась.
– Так. И при чём тут Джон и Шерлок?
– Ты не понимаешь?
Он с силой выдохнул и покачал головой – нет, не понимает!..
– Она такая… необыкновенная, – объяснила Маруся. – Очень красивая. Очень умная. Свободная. И она сказала, что заберёт тебя себе, если ты мне не нужен.
Гриша наклонился вперёд и взялся руками за голову.
– Так, – сказал он опять. – При чём тут Агриппина? Такая свободная?
– И я подумала, что нас с тобой больше не будет, – продолжала объяснения Маруся. Выходила какая-то глупость, она понимала, что это глупость, но других объяснений у неё не было. – Ну, никогда не будет. Мы с тобой уже взрослые. Мы больше не можем вдвоём прыгать на тигра Ваську. И я ушла. Чтобы тебе не мешать.
Он выпрямился и посмотрел на Марусю.
– Так, – сказал он в третий раз. – Ты ушла, чтобы не мешать мне делать что?…
Она не знала – что. Понятия не имела.
В то, что он взялся бы ухаживать за Агриппиной, она не могла поверить. Сейчас ей казалось, что и тогда, на пляже, она в это не верила тоже.
Но ушла-то она из-за этого! Из-за того, что появилась Агриппина – кто угодно мог появиться, дело не в ней! – и всё кончилось. Как детство, навсегда.
Вся её жизнь кончилась сегодня на пляже, и должна была наступить какая-то другая жизнь. В которой не будет никаких Джона и Шерлока, и уж тем более тигра Васьки…
– Я так понял, что ты решила отдать меня Агриппине, потому что она свободная и прекрасная.
Маруся сердито посмотрела на него. В его изложении получалась даже не глупость, а просто идиотизм.
– Из этого следует, что я тебе не нужен, – заключил Гриша.
– Как?! – поразилась Маруся.
– Это вытекает из логики твоего рассказа. Агриппина сказала, что заберёт меня, если я тебе не нужен, и ты решила меня отдать. И несколько из-за этого расстроилась. Всё же ты ко мне привыкла. За долгие годы.
– Ты… мне нужен, – возразила Маруся. Теперь ей стало холодно.
– Зачем? – спросил безжалостный Гриша. – Чтобы ты была Джоном, а я Шерлоком? Или чтобы прыгать на тигра Ваську?
– Гриш, ты на меня сердишься, да?
– Я?! С чего ты так решила! Я ликую.
Она посмотрела на него, и луна посмотрела на него и, кажется, усмехнулась.
– Ты ликуешь? – уточнила Маруся. – Что-то незаметно.
– Как могу, так и ликую, – отрезал он.
И они замолчали.
– Гриш, скажи что-нибудь, – предложила Маруся. – Или сделай.
– Что я могу сделать, если я тебе не нужен и ты даже приняла по этому поводу решение?
…Какое решение?! Не принимала она никакого решения! Она страшно, отчаянно страдала и даже ушла, чтоб не мешать Грише оценить, насколько прелестной может быть девушка – Агриппина или не Агриппина, совершенно неважно, любая девушка может быть прелестной, только не она, Маруся!
Ей казалось, что она сделала и сказала всё для того, чтобы он её остановил, вернул, но ведь он не остановил и не вернул!
Он даже ничего не понял!..
Похоже, он до сих пор ничего не понимает!..
– Ты ничего не понимаешь, да? – уточнила Маруся на всякий случай.
– Нет, почему, я всё понимаю, – возразил Гриша.
…Нужно собраться с силами, встать, проводить её в дом и вернуться на свой сеновал. Это и будет означать то, что она пытается ему сказать – всё кончилось. Дальше пойдёт какая-то совершенно другая, новая жизнь, и ему придётся с этим смириться.
Ничего у них не получится. Бывает, что не получается. То, что очевидно и понятно ему – что они предназначены друг для друга, они и родились, чтобы быть вместе, – ей не очевидно и не понятно. Это был единственный шанс правильно и надёжно устроить жизнь – так, как она была устроена в детстве, – только уже взрослыми, и этого шанса не стало.
Так бывает. Ничего не поделаешь.
Нужно собраться с силами и расстаться – она вернётся в дом, а он на сеновал.
– Понятно, – повторил Гриша. – Всё понятно. Пойдём?
– Куда?
– Я провожу тебя в дом, и ты закроешься с той стороны.
Ему опять было трудно дышать и хотелось вдохнуть поглубже. Всё же не каждый день кончается жизнь.
– А ты? – спросила Маруся, поднимаясь.
– А я ещё посижу немного.
– Смотри не простудись, – сказала она заботливо. Он кивнул.
Держа его за руку – он чувствовал её ладонь в своей, как будто не пальцами, а душой, как будто в последний раз, – Маруся добрела до крыльца, потрогала свою голову и сказала, что ей там больно.
Он опять кивнул.
Маруся взялась за скобу двери, повернулась и спросила:
– Гриш, ты меня совсем, нисколечко не любишь, да? И никогда не любил? Я же просто… твой старый друг, да?
– Я люблю тебя всем сердцем, – ответил он нелепейшей фразой, и они уставились друг на друга.
И луна уставилась.
– Как?! – поразилась Маруся. – Ты же только что сказал…
– Это ты только что сказала, – перебил её он, и они замолчали.
– Гриша, я подумала, что страшно тебе мешаю, – пролепетала Маруся, нашарила его руку и поцеловала. – Именно сегодня подумала. Вокруг столько красивых девушек, совершенно разных и прекрасных, а я… всё время торчу у тебя на глазах.
– Это я всё время торчу у тебя на глазах, – возразил он. Теперь уж никак невозможно было дышать. – Порчу тебе жизнь и распугиваю кавалеров. Своими очками и длинным носом!
– У меня нет никаких кавалеров!
– Ну, они же могут быть!..
За разговором о Марусиных кавалерах они незаметно для себя начали целоваться и теперь уже целовались вовсю, как полагается, как нужно, даже луна, хихикнув, укрылась за какое-то дерево повыше, чтобы им не мешать, но всё же подглядывать оттуда.
Маруся обнимала Гришу за шею, привставала на цыпочки – всё же он был значительно выше, – а когда опускалась, он подхватывал её, приподнимал, чтоб ему было удобней с ней целоваться, и Маруся ничего вокруг не видела и не слышала, как будто оказалась в середине чёрной дыры, где не было ни единого проблеска света, никакого движения материи – только они с Гришей.
От него приятно пахло – разнотравьем, чистой кожей и немного потом, а от волос баней, и заросшие щёки были колючими, странно, необъяснимо приятными. Марусе всё хотелось потрогать его щёки как следует, она положила на них ладони и стала трогать. Он был совсем близко, так близко он ещё ни разу не был, и от этого она чувствовала неловкость. Ей хотелось, чтобы он отступил немного, чуть-чуть, не совсем, но всё же так, чтобы она смогла перевести дыхание и потрогать его щёки, которые ей очень нравились. Но он не отступал, наоборот, оказывался всё ближе и ближе, и Марусе от этого было неудобно, непривычно.
