– Почему ты так решила?
– Да потому! Посуда перемыта, в доме чистота и порядок, только в одной комнате всё вверх дном! Светлана Павловна явилась как раз, когда мы там были, стала кричать, вызвала наряд! Словно по заказу! Я же тогда ещё не знала, что она твоя мать!..
– Боже мой.
– И ключи! Она в тот же день оставила в кадке с ёлкой ключи! Спрашивается, для кого, если Кондрат в тюрьме, а тебя он прикончил в пьяной драке?! Кто мог знать про эту кадку, кроме домочадцев?! А вот что хочу знать я, – тут Тонечка поднялась с дивана и нацелила на Лену палец, – по какому праву со мной всё это проделали?! Заставили участвовать в дурацком представлении?! Искать труп, которого никогда не было?! Да! Я ещё воспитываю вашего племянника, а Сашка кормит вашу собаку!.. А вы! Один в кутузке, а другая по музейным подсобкам прячется!..
– Твой муж Саша Герман? – повторила Лена. – Не может быть!
– Да ну вас всех! – Тонечка выхватила из сумки паспорт. – Нате, любуйтесь!..
Она отлистала страницы и сунула Лене под нос ту, что была со штампом.
Лена глянула и передала паспорт директору музея.
– Убедились? – спросила Тонечка и отобрала паспорт. – Теперь я жду объяснений. Я считаю, что заслужила.
Лена Пантелеева, ссутулив плечи, подышала на руки, видимо, совсем замёрзла. Директор прошагал в соседнюю комнату, и вскоре оттуда послышался шум чайника.
– Каких именно объяснений вы ждёте, уважаемая? – спросил он, появляясь в дверях. – Лена жива. Кондрата вскоре освободят. Чего вам ещё?
– Для чего было затеяно представление? – спросила Тонечка. – Для кого?
– Не для вас, – быстро ответил директор. – Вы нашли Лену, вопрос закрыт. Можете писать сценарий, если вы на самом деле их пишете.
– Откуда ты узнала про маму? – хмуро спросила Лена. В ней словно шла внутренняя борьба, Тонечка отчётливо это видела.
– Я была в редакции «Любит – не любит». Уборщица мне сказала, что мать ведущей работает у них в буфете уже бог знает сколько лет, с советских времён. Я заглянула и увидела Светлану Павловну.
– Ты с ней разговаривала?
– Я пыталась, – призналась Тонечка. – Она побила меня сумкой.
– Господи, – сказала Лена с тоской. – Зачем ты влезла?
– Я не лезла. Меня втянули, – отрезала Тонечка. – Кстати, ты бы хоть на работу позвонила! Там никто не может тебя найти, даже всесильный Голубев! А у вас съёмки на носу.
Директор вдруг засмеялся, и это было так неожиданно, что Тонечка посмотрела на него, как на полоумного.
– Она совсем ничего не понимает, да? – спросил директор у Лены. – То есть играет втёмную!
– Я не играю!
– И что нам теперь делать? – продолжал директор. – Хорошо, она жена Германа, и что дальше? Мы же не можем её отпустить!..
– Что значит, не можете отпустить? – возмутилась Тонечка. – Я сама уйду.
– Ты не понимаешь ничего, – процедила Лена. – Ты понятия ни о чём не имеешь!
– Так объясните мне!..
Директор дёрнул шеей.
– Сделать тебе чай?
– Мне тоже сделайте, – попросила Тонечка. – Только без сахара, я на диете!
Зачем она приплела эту диету, непонятно, но ей всё хотелось как-то… разрядить обстановку, а не получалось. И горячего бы попить, для горла.
Директор посмотрел на Лену, словно спрашивая разрешения, вышел в смежную комнату и загремел чашками.
– Почему вы пришли именно ко мне? – спросил он оттуда. – Откуда я-то взялся в вашем… воображении? Где вы познакомились с Ниной? Она же мне звонила!
– С Ниной меня познакомила шеф-редактор «Любит – не любит», – начала Тонечка, – хотя я не собираюсь перед вами отчитываться! Я не знала, где найти Лену или её подруг, а шеф-редактор Наташа сказала, что она дружит с гримёром Ниной. Я поговорила с Ниной, и она мне рассказала о вас. Что вы росли вместе с Кондратом Ермолаевым и его сестрой Зосей. Мы пришли, вы соврали про форточку, я догадалась, что вы кого-то прячете. Вот и всё.
Директор появился в дверях, в каждой руке у него было по кружке. Над кружками поднимался пар.
– Всё, да не всё, – сказал он и поставил одну кружку перед Тонечкой. – Принесло вас на нашу голову.
– Да, – согласилась Лена Пантелеева, – принесло. Придётся всё начинать сначала.
– Что начинать? – грозно спросила Тонечка. – Мне кто-нибудь объяснит хоть что-то?
– Например, что? – Лена обхватила свою кружку, руки у неё тряслись немного.
Тонечка подумала:
– Например, от кого ты здесь прячешься? И почему именно здесь, в музее, если директор терпеть не может Кондрата?..
Лена посмотрела на Тонечку.
– От Кондрата я и прячусь, – сказала она, словно раздумывая. – Он собирается меня убить.
– Как?! Опять?!
– Я тогда приехала домой, – продолжала Лена, – перевернула там всё вверх дном, оставила машину во дворе и уехала. Кондрат спал. Я была уверена, что он утром ни о чём не вспомнит.
– Та-ак, – протянула Тонечка и отхлебнула чаю. Он был почти чёрного цвета и отдавал то ли прелой травой, то ли жжёными листьями. – А скандал зачем закатила? Той же ночью, только раньше?
– Ну как зачем? Неужели непонятно? Я знала, что у Кондрата вечером будет попойка со старым другом. Мне нужен был свидетель! Чтобы кто-то видел, как мы с Кондратом… дерёмся. Ну, я и приехала.
– Так, – повторила Тонечка, соображая. – Ты приехала, закатила истерику. Мужики были ещё не совсем в лоскуты и твой приезд запомнили, это логично. Когда твоя мать вызвала наряд и нас всех отвезли в отделение, Саше пришлось рассказать, что ночью ты приезжала и у вас с Кондратом случилась почти что драка. Это тоже логично. Потом ты спряталась. Почему здесь?..
– Потому что никому в голову не должно было прийти, что Лена у меня, – подал голос директор. – И я действительно терпеть не могу этого козла Кондрата! Поэтому помогаю его жене прятаться.
Тонечка хлебнула ещё и поморщилась – горячо и прямо вот веником воняет!
– Почему ты думаешь, что Кондрат собирается тебя убить?
– Я не думаю, – объянила Лена. – Я знаю. У меня была фора. Пока он в камере, убить меня он точно не сможет. А теперь её нет. Ты меня нашла, и время почти закончилось.
– И за что? – спросила Тонечка. – Для убийства нужно очень серьёзные мотивы.
– Поверь мне, – стояла на своем Лена. – Они у него есть.
…Пояс Ориона, подумала Тонечка. Наверняка опять этот чертов Пояс!..
– Что ты должна была забрать из вашего дома? Ну, мать же оставила тебе ключи!
Лена смешалась:
– Кое-какие вещи, – ответила она фальшиво. – Да это неважно!
