Нина покачала головой.
– А её маму вы знаете?
Нина удивилась.
– Маму? Нет, не знаю. Вы, наверное, неправильно поняли!.. Я с ней работаю вот уже довольно давно, но семьями мы не дружим.
Её мама тоже работает с вами, подумала Тонечка, и тоже довольно давно, лет тридцать, наверное! А вы ничего о ней не знаете! Ещё эта же самая мама у собственного зятя служит домработницей, но зять тоже о ней говорить отказался.
…И как это понимать?
– И мужа не знаете?.. Кондрата?
Нина набрала на кисточку немного магического снадобья и, касаясь легко-легко, стала водить по Тонечкиному лицу.
– Нет, не знаю, – сказала она и снова набрала снадобья.
…Вот и конец расследованию! Собственно, он оказался там же, где начало.
– Понятно, – пробормотала Тонечка.
– Я знала его сестру, – неожиданно продолжила Нина, и Тонечка вытаращила глаза. – Закройте, закройте! Я скажу, когда можно будет открыть.
Тонечка завозилась в кресле, и Нина отняла руки, пережидая её беспокойство.
– Мы по соседству жили, ещё в старых домах. Там теперь всё снесли.
– А… как её зовут?
– Звали, – поправила Нина. – Она умерла давно. Зося звали.
Точно, вспомнила Тонечка, так и есть, Зося.
– Болела?
Нина вздохнула.
– Не знаю. Мы разъехались, когда дома посносили, я её всего пару раз в городе видела. Очень красивая… была. Потом говорили, что одна осталась с ребёнком вроде, а брат не помогал совсем. Да его в городе не было, шабашил где-то.
– Шабашил? – переспросила Тонечка, не открывая глаз.
– Я точно не знаю, – тут же пошла на попятную Нина. – Так говорили!.. Я его совсем не помню. Он же старше нас! У него своя компания была, а у нас, у детей, своя. И с Зосей мы потом не общались. Она уехала, по-моему, в Москву, а может, и нет.
– Зося – редкое имя.
– Польское, – отозвалась Нина, продолжая что-то делать с Тонечкиной физиономией, – у них семья такая, староверы и поляки.
– Как они так умудрились? – удивилась Тонечка. – Староверы строгих правил, насколько мне известно. А поляки и вовсе католики!..
– Война всех перемешала, так бабушка говорила. Тогда никто не спрашивал, кто какой веры!
– Это точно, – пробормотала Тонечка и добавила: – Какая у вас рука лёгкая! Одно удовольствие.
Кажется, это признание растрогало Нину, потому что она сказала негромко:
– Если вы хотите про Зосю Ольшевскую узнать, спросите Гришу Самгина. Он про неё всё знает.
– Почему Ольшевскую?
Тут Нина удивилась:
– Что значит – почему?
– У брата же совсем другая фамилия! Он Кондрат Ермолаев!
– А, у них так и было! Брата по отцовской фамилии записали, а сестру – по материнской.
– А Гриша Самгин – это кто?..
Нина вздохнула, очень по-женски:
– Он Зосю любил. Вот, знаете, как в кино. Ну, я такую любовь только в кино и видела. Глаз с неё не сводил. А она, конечно, на него внимания не обращала, он… незаметный такой. Просто хороший парень. – И Нина опять вздохнула.
Тонечка заподозрила неладное.
– Он вам нравился?
– Какая разница! – сказала Нина с досадой. – Я тут совсем лишняя! Если вы хотите про Зосю узнать, поговорите с ним. Он на Сормово работает, я вам скажу, как его найти. С ним-то мы как раз иногда общаемся!
Тут она, по всей видимости, пожалела, что сказала про Гришу, потому что добавила словно про себя:
– Наташа попросила, как не рассказать…
– Вы поймите, – продолжала Тонечка и опять открыла глаза. Нина показала кистью – закройте, – я не из праздного любопытства! У меня на руках мальчик оказался, сын Зоси.
– Да что вы говорите?! – ахнула Нина и перестала возить кисточкой.
Тонечка покивала – да, да!..
– Этого мальчика дядя нашел, как раз Кондрат. И вызвал сюда! А потом путаница какая-то началась – самого Кондрата задержали, Лена, его жена, куда-то пропала, и мне нужно её найти, наверное… С кем я мальчика оставлю?
– Это конечно, – быстро согласилась Нина. – Тогда нужно найти. Я вам телефон дам, вы Грише позвоните. Он правда про Зосю больше меня знает!..
– А кем он на заводе?
– Раньше главным технологом работал, а однажды на стапеле из отсека в отсек спрыгнул неудачно, ногу повредил. Пришлось ему со стапелей уйти, а в конторе сидеть не хотел категорически. Теперь директор музея Сормовского завода.
…Тонечкин муж как раз толковал детям, что нужно непременно сходить в этот музей. И говорил, что у него там большие связи!.. Может, этот самый Гриша Самгин – и есть его большие связи?!
Господи, хоть когда-нибудь туман рассеется? И грозная черная туча, проступающая вдалеке, на поверку окажется старым лодочным сараем!..
– Нина, – попросила Тонечка. – Может быть, вы ему позвоните и скажете, что я приеду? А то он со мной разговаривать не станет, вы же вот не стали бы, если б не Наташа!
Нина вздохнула.
– Ну, хорошо, позвоню. А вы прям сегодня хотите?
Тонечка собиралась было воскликнуть, что прямо сейчас, но только кивнула – да, сегодня.
Нина ещё какое-то время возилась с её лицом, потом, заботливо прикрывая ладошкой Тонечкин лоб, намочила кудри и похвалила, что «волосы в хорошем состоянии».
– Вы их не вытягиваете?
– Кого? – не поняла Тонечка.
Нина засмеялась:
– Волосы! Сейчас модно прямые.
– Нет, – призналась Тонечка. – Мне и в голову не приходило! А что, их можно вытянуть?
– Можно, – Нина вооружилась феном. – Но мы не станем. Я их, наоборот, сейчас ещё подовью. Вам понравится!..
Тонечка опять закрыла было глаза, но тут же забеспокоилась и передумала.
В зеркале у неё за спиной мыкался Родион.
– Нина, извините! – Она перехватила руку мастерицы и повернулась к мальчишке. – Вон там присядь и подожди меня! Я сейчас! Ты хоть без собаки?
– А что, нужно было забрать?! – опешил Родион.
– Нет, мы потом вместе заберём. Всё в порядке, ты деньги отдал?
– Конечно. И с Бусей поиграл. Ты знаешь, она такая славная! И соображает, хотя совсем козявка! И не боится меня! Остальные все боятся немного, а она не боится!.. Я её на руки взял, а она…
– Ты мне всё потом расскажешь, – перебила Тонечка. – Подожди, мы дело закончим.
Родион пожал плечами. На лице у него отражалось некое презрительное недоумение: какое же это дело?! Это так, глупости и ерунда, на голову феном дуть!.. Вон у Галины Сергеевны дело, она собак выращивает, кормит их, воспитывает, ухаживает за ними. Даже позволила Родиону немного помочь – он перетащил в угол плексигласовую загородку, чтоб Галине Сергеевне было видно, как возится малышня!.. А на волосы дуть – разве это дело?!