Первое, что нам бросается в глаза, это то, что этот аппарат, состоящий из Y-систем, имеет определеннее направление. Вся наша психическая деятельность исходит из (внутренних или внешних) раздражении и заканчивается иннервациями. Тем самым мы утверждаем, что у аппарата имеются два конца, чувствующий и моторный. На чувствующем находится система, получающая восприятия, на моторном – другая, раскрывающая шлюзы движения. Психический процесс протекает всегда от воспринимающего конца к моторному. Общая схема психического аппарата представляется, таким образом, в следующем виде:
Это является, однако, лишь осуществлением давно уже знакомого нам требования, чтобы психический аппарат по конструкции напоминал рефлекторный аппарат. Рефлекторный процесс служит образцом всякой психической деятельности.
Предположим, что на воспринимающем конце совершается какая-либо дифференциация. Восприятия, получаемые нами, оставляют в нашем психическом аппарате след, который мы назовем «воспоминанием». Функция, относящаяся к воспоминанию, именуется памятью. Если мы серьезно отнесемся к намерению связать психические процессы с системами, то воспоминания предстанут перед нами в виде продолжительных изменений отдельных элементов систем. В дальнейшем возникает, однако, затруднение: система должна сохранять в точности изменения своих элементов и в то же время должна быть готова к восприятию новых поводов к изменениям. Согласно принципу, руководящему нашим опытом, мы распределим обе эти функции на различные системы. Мы предположим, что первая система аппарата получает восприятия, но не сохраняет их и не обладает, следовательно, памятью, и что за ней расположена вторая система, превращающая мгновенные раздражения первой в прочные следы воспоминания. Тогда картина нашего психического аппарата представится в следующем виде:
Мы знаем, что восприятия, действующие на систему В, оставляют в нас не только свое содержание, но и еще нечто. Восприятия представляются нам связанными друг с другом в памяти, связью их служит, главным образом, их совпадение во времени. Это мы называем фактом ассоциации. Ясно, что если система В не обладает памятью, то она не может сохранять и следов для ассоциации; отдельные элементы В были бы парализованы в своих функциях, если бы новому восприятию помешал остаток прежней связи. Основой ассоциации нам приходится считать скорее систему воспоминаний. Факт ассоциации состоит тогда в том, что вследствие воздействия сопротивления раздражение от одного из элементов Р передается второму, а не третьему.
[121]
При ближайшем рассмотрении мы считаем нужным предположить наличие не одной, а нескольких систем Р, в которых одно и то же раздражение, переданное элементами В, претерпевает различное фиксирование. Первая из этих систем Р будет содержать в себе фиксацию ассоциации по одновременности, в следующих же тот же самый материал будет расположен по другим видам совпадения, так что эти последующие системы изобразят соотношения подобия и пр. Излишне, конечно, выяснять психическое значение этой системы. Характеристика ее заключается в тесной связи ее с элементами сырого материала воспоминаний, иначе говоря, согласно более исчерпывающей теории, в модификациях сопротивления по отношению к этим элементам.
Включим сюда одно замечание общего характера, указывающее, быть может, на нечто важное. Система В, не способная сохранять изменения, то есть не обладающая памятью, дает нашему сознанию все многообразие чувственных восприятии. Напротив того, наши воспоминания, не исключая и самых глубоких, сами по себе бессознательны. Их можно довести до сознания; но не подлежит сомнению, что именно в бессознательном состоянии они проявляют все свое действие. То, что мы называем нашим характером, основывается на воспоминаниях о впечатлениях, как раз о тех, которые оказали на нас наиболее сильное действие, на впечатлениях нашей ранней молодости, обычно никогда не доходящих до сознания. Когда эти воспоминания доходят до сознания, они не обнаруживают никакого чувственного характера или во всяком случае очень ничтожный по сравнению с восприятиями. Если бы можно было доказать, что память и качество взаимно исключают друг друга для сознания в «?»-системах, то мы могли бы установить условия раздражения неврозов.
То, что мы говорили до сих пор о конструкции чувствующего конца психического аппарата, не имело отношения к сновидению и к выводимым из него психологическим данным. Для уяснения же характера другой части психического аппарата сновидение может послужить нам источником доказательств. Мы видели, что не можем объяснить образование сновидения без допущения наличия двух психических инстанций, из которых одна подвергает деятельность другой строгой критике, результатом чего и служит недопущение в сознание.
Критикующая инстанция, говорили мы, ближе соприкасается с сознанием, чем критикуемая. Она, точно ширма, стоит между последней и сознанием. Мы нашли, далее, основание отождествить критикующую инстанцию с тем, что направляет нашу бодрствующую жизнь и обусловливает нашу свободную, сознательную деятельность. Если мы эти инстанции заменим в духе нашей гипотезы системами, то благодаря только что упомянутому заключению критикующая система отодвинется к моторному концу. Занесем обе эти системы в нашу схему и выразим их наименованиями их отношение к сознанию.
Последнюю из систем на моторном конце мы называем предсознательной, чтобы указать на то, что процессы раздражения в ней без всякой дальнейшей задержки могут доходить до сознания, если удовлетворены помимо этого еще некоторые условия, например, достижение известной степени интенсивности, некоторое распределение той функции, которая именуется вниманием и т. п. Это одновременно и та система, в руках которой имеется ключ к произвольной моторности. Систему позади нее мы называем бессознательной, так как она не имеет другого доступа к сознанию, кроме как через посредство предсознательной; при этом прохождении ее процессу раздражения приходится претерпевать различного рода изменения.
К какой же из этих систем отнесем мы образование сновидений? Простоты ради отнесем ее к системе Бзс. В дальнейшем изложении мы увидим, правда, что это не совсем правильно, что образование сновидений вынуждено соприкасаться с мыслями, относящимися к системе предсознательного. Говоря о желании сновидения, мы увидим, однако, что движущая сила сновидения исходит из системы Бзс. Ввиду именно этого мы и берем исходным пунктом сновидения бессознательную систему. Это возбуждение сновидения, подобно всем другим раздражениям, обнаруживает стремление проникнуть в систему Прс., а оттуда проложить путь и в сознание.
Наблюдения показывают, что днем путь, ведущий из предсознательного в сознание, закрыт для мыслей, скрывающихся за сновидением, благодаря цензуре сопротивления. Ночью же они прокладывают себе путь к сознанию. Возникает, однако, вопрос, каким образом и вследствие какого их изменения? Если это происходило бы вследствие того, что ночью ослабевает сопротивление, которое находится на границе бессознательного и предсознательного, то мы получали бы сновидения в материале наших представлений, которые не носили бы интересующего нас галлюцинаторного характера.
