– Ощупай шею! – крикнула Арика.
– Зачем? – не понял Кир.
– Наверняка, твой ошейник тоже заперт.
– Девочка совершенно права, Песик, – из-за камня раздался новый голос, принадлежавший никому иному, как хозяину пещеры.
Кир обернулся, готовый к бою.
Похититель стоял чуть поодаль, скрестив руки на широкой груди. Бесенок ринулся к нему, оскалив зубы.
Великан невозмутимо залез под рубашку и вытащил цепочку с висящим на ней ключом.
– Без этого ключика Песику никак не снять ошейник.
Кир застыл. Ели бы не дыхание, вырывающееся из его ноздрей маленькими голубыми разрядами, он напоминал бы искусно вырезанную из дерева статую.
– А девочке придется всюду таскать за собой камень.
Кир пустил небольшую молнию в землю около ноги похитителя. Там, куда ударил разряд, осталось темное пятно, но великан даже не вздрогнул.
– Сперва я поджарю тебя, а потом заберу ключ, – прорычал Кир, и в его прищуренных глазах мелькнула молния.
– Пусть Песик попробует, – пожал плечами громила. – Только вот как он сможет управиться с замком?
Кир по-новому взглянул на свои лапы – мощные, когтистые, но совершенно непригодные для того, чтобы открывать замки с помощью маленьких ключиков.
– Девочка могла бы помочь, – продолжал великан, словно говоря сам с собой, – но кто сдвинет камень, что загораживает вход?
Кир снова опустил взгляд на лапы. Которые, как он уже попробовал, совершенно не годились и для того, чтобы двигать гигантские валуны.
– Без Ютула никто не придет. Никто не покормит Песика. Никто не покормит девочку.
Кир почувствовал, как в животе урчит от голода. Когда он в последний раз ел? Неужели еще перед грозой?
– Но Ютул добрый. Ютул заботится о своих друзьях.
С этими словами великан достал из кармана буханку хлеба. Отломив половину, он кинул ее в пыль возле Кира.
– Скоро Песик тоже научится дружить.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Свенсон зачерпнул в пригоршню речной воды и припал к ладони губами. Влага была такой холодной, что пальцы сводило. Мужчина сделал большой глоток, набрал еще, снова выпил. Затем он наклонился чуть ниже, зачерпнул ледяную воду обеими ладонями и омыл лицо и шею.
Фыркая и кряхтя, Свенсон несколько раз повторил процедуру. Отряхивая мокрые волосы, точно искупавшийся пес, встал на ноги и натянул рубашку.
По ощущениям он преодолел не меньше двадцати миль и почти все время освещал себе путь. Конечно, он не отважился бы использовать факелы в лесной чаще, но здесь, возле реки, вероятность устроить пожар была небольшой. Свенсон вернулся к лагерю и пересчитал факелы. Осталось всего четыре: этой ночью мужчина практически не спал. Факелы он готовил сам – наматывал ткань туже, чем всегда, и горючую смесь делал гуще – такие горели минимум в два раза дольше обычных. Будь это обычная охота, разумеется, Свенсон не стал бы бродить по лесу с горящей палкой. Но в этот раз он шел по следу своей единственной дочери.
С судьбой всегда так: лишь стоит уверовать в свое счастье, как фортуна находит способ ужалить тебя побольнее.
Много лет Свенсон и его жена ждали этого ребенка. И счастью их не было предела, когда, наконец, у них родилась дочь. Но Арика была еще совсем крохой, когда жена умерла от горячки, оставив Свенсона с плачущим от голода младенцем на руках. Признаться, тогда он не верил, что справится. В первую ночь после беды он до утра не смыкал глаз – все проверял, дышит ли дочь.
Но время шло, малышка росла здоровой и смышленой. Всю любовь, что нашлась в скупом на нежность сердце охотника, Свенсон отдал этому ребенку. Он, конечно, не мог обучить ее всем премудростям, которым матери учат своих дочерей. Но все же старался изо всех сил. Иногда друзья подшучивали над Свенсоном, что из охотника он скоро превратится в охотницу, но суровые взгляды (а когда и это не помогало – тяжелые оплеухи) быстро отучили их от подобных шуток.
Арика была далеко не самым послушным ребенком на свете. Не раз и не два за свои шалости ей приходилось ощутить тяжесть отцовской ладони (ох, как сильно сейчас Свенсон сожалел обо всех этих шлепках и даже просто грубых словах, сгоряча сказанных дочери!). Но она тоже любила отца и старалась заботиться о нем. Не далее, как на прошлой неделе попыталась сама испечь лепешку. Дело, правда, едва не кончилось пожаром. Несмотря на то, что Свенсон здорово бранился на дочь за безалаберность, подгоревшую лепешку он съел, хоть и сказал сперва, что скормит свиньям. И не было в его жизни ничего вкусней того почерневшего куска хлеба.
Конечно, они с Арикой быстро помирились. Впрочем, как и всегда. Ведь нет такой ссоры, которая может надолго стать между отцом и дочерью.
И вот, стоило снова поверить в возможность жить счастливо, судьба тут же ударила исподтишка – в самое больное место.
***
Мужчина быстро собрал вещи, отрезал кусок сыра и сунул его в рот. Закинув сумку за спину, он отправился в путь, буравя глазами пологий берег, пытаясь – точнее, надеясь – разглядеть хоть какой-то признак того, что Арика проходила именно здесь. Ведь не было во всем мире того, чего Свенсон не отдал бы за малейший намек, что она жива.
Но все, что попадалось на глаза – ветки да коряги.
Свенсон не мог перестать думать о том, как все пошло бы, расскажи девочки правду с самого начала. Из-за вранья этих мерзавок вся деревня прочесывала лес битых два часа.
Фрида и Ульна тоже делали вид, что заняты поиском. Ах, как они корили себя, что не уследили за тем, что их «лучшая подруга Арика ушла слишком далеко»! Как лили притворные слезы! Свенсон даже пытался их успокоить. И если бы потом он случайно не услышал их перешептывания, то до сих пор искал бы дочь в другом месте.
Отцу Фриды потребовалась помощь еще двух мужчин, чтобы оттащить Свенсона от перепуганной вруньи. А когда он узнал причину, то выпорол Фриду прямо в лесу. Ульну дома ждало такое же наказание, и боги – свидетели: обе его заслужили. Каждый раз, вспоминая двух мерзавок, какая-то часть Свенсона хотела, чтобы они не смогли найти другую переправу и вернуться в деревню, хотя ему и было стыдно за столь низкие мысли.
В поисковую группу, кроме самого Свенсона, вошло еще четверо охотников, в том числе – отец Фриды, коривший себя за столь гнусный поступок дочери. Мужчины отправились налегке, но, когда добрались до переправы, уже почти стемнело.
Драгоценное время было упущено. С каждым часом надежда найти Арику живой угасала.
Прочесав береговую линию в округе, остальные охотники стали уговаривать Свенсона вернуться в деревню и продолжить поиски утром. Но по тому, как эти мужчины прятали от него глаза, Свенсон понял: никто из них уже не верит, что Арика найдется живой.
Тогда он взял оставшиеся факелы, провиант и пустился на поиски сам. Охотники провожали его молча, видимо, мучаясь от того, что не смогли отговорить своего друга от столь безрассудного поступка. Но для Свенсона безрассудством было потерять еще хотя бы миг.
