У царя был лишь один способ обмануть судьбу — немедленно умертвить Данаю, не полагаясь на случай и проследив за всем лично. Однако на такое преступление он не мог решиться. Помешали ему вовсе не отцовские чувства (довольно слабые, как покажут дальнейшие события), а страх перед богами, нещадно каравшими тех, кто пролил родную кровь. Акрисий потому и не отважился расправиться с дочерью. Вместо этого он велел соорудить медный терем и врыть его в землю, оставив только окошко в крыше, чтобы сквозь него проникали свет и воздух. В это подземное узилище он заточил дочь и зорко ее стерег.
Так пострадала Даная прекрасная,
Та, что на доски, обитые бронзою,
Переменила сияние дня.
Спальней могила ей стала…
А родовита была, и хранил ее
Зевс, к ней сошедший дождем золотым
[185].
Долгими часами и днями томилась Даная в своей темнице, где нечем было скоротать время, кроме как смотреть на облака, проплывающие в оконце над головой. Но вскоре случилось удивительное событие: с неба прямо в ее каморку пролился золотой дождь. Как Даная поняла, что в этом обличье ее посетил сам Зевс, не объясняется, однако отцом родившегося у нее сына она считала Громовержца.
Какое-то время ей удавалось скрывать младенца от Акрисия, но в тесном пространстве медного дома делать это становилось все труднее, и в конце концов мальчик — его звали Персей — был обнаружен. «Ребенок! — в гневе вскричал Акрисий. — От кого он?» Гордому ответу Данаи, что от Зевса, он не поверил. Царь был твердо уверен только в одном: этот мальчик представляет угрозу для его жизни. Убить его Акрисий не мог по той же причине, по которой не посмел пролить кровь дочери: боялся Зевса и богинь мщения эриний, беспощадных к подобного рода душегубам. Но, если нельзя уничтожить ненавистных напрямую, ничто не мешает послать их на верную смерть окольным путем. Царь приказал сколотить большой деревянный ящик, куда посадили Данаю с сыном. Ящик столкнули в море, отдав на волю волн.
Так Даная с маленьким Персеем сменили подземную темницу на плавучую. День догорел, а они оказались совсем одни во власти тьмы и морской стихии.
Когда кругом искусного ларца
Забушевали ветер, зной и волны,
Она, с щеками, мокрыми от слез,
Персея шею нежно охватила
И молвила: «Дитя, как стражду я!
Ты ж тихо дышишь здесь и, безмятежно
Покоясь в наряде этом безотрадном,
Среди глубокой, непроглядной тьмы,
Предоставляешь, не тревожась, волнам
Катиться над головкою кудрявой
И буре бушевать.
Ты улыбаешься в пурпурной одежде…
Ах, если б ведал ты весь этот ужас,
Тогда внимал бы мне тревожным слухом»
[186].
Всю ночь, сидя с сыном в раскачивающемся ящике, Даная прислушивалась к шуму и плеску волн, каждая из которых, казалось, полностью накрывала их утлое убежище. Забрезжил рассвет, но утешения он не принес, ведь бедная затворница его не видела. Как не видела она и россыпи островов, высившихся над морем. Даная почувствовала только, как очередная волна как будто взгромоздила ящик на гребень, стремительно понесла вперед, а потом, откатывая назад, оставила его на чем-то твердом и неподвижном. Их вынесло на сушу! Теперь гибель в пучине им не грозит, но они по-прежнему взаперти, и выбраться наружу своими силами надежды нет.
По воле судьбы, а может быть, Зевса, который наконец все же решил позаботиться о возлюбленной и сыне, нашел их человек хороший и добрый — рыбак Диктис. Вскрыв обнаруженный на берегу внушительный сундук, он доставил несчастных узников домой — к жене, такой же доброй, как он сам. Детей у них не было, поэтому супруги с радостью стали заботиться о Данае с Персеем, как о родных чадах. Так они и жили одной семьей много лет. Даная ничуть не возражала, чтобы мальчик обучался скромному рыбацкому ремеслу, лишь бы находиться в безопасности, подальше от беды. Но она все-таки пришла. Правитель островка, Полидект, хоть и приходился Диктису братом, отличался жестоким, безжалостным нравом. Довольно долго ни женщина, ни ее ребенок вроде бы не вызывали у него никакого интереса, однако потом он вдруг обратил на Данаю внимание. Персей уже успел вырасти, а она по-прежнему сияла красотой, и Полидект возжелал ее. Он хотел заполучить Данаю, но одну, а не вместе с ее взрослым сыном, поэтому принялся думать, как от него избавиться.
На одном из островов жили ужасные чудовища — горгоны, известные повсюду своей смертоносной силой. Судя по всему, Полидект говорил о них с Персеем и обронил, что самым дорогим подарком на свете счел бы голову горгоны. Сомнений в этом практически не оставляет разыгранный как по нотам коварный замысел, целью которого было погубить Персея. Полидект возвестил о своем намерении жениться и позвал друзей на пир по этому случаю, включив Персея в число приглашенных. Каждый гость, согласно обычаю, принес подарок для будущей невесты, и только Персей явился с пустыми руками. Ему нечего было дарить. Он был молод, горд и глубоко уязвлен этим унизительным обстоятельством. Встав перед собравшимися, он сделал именно то, на что рассчитывал царь: заявил, что добудет для него подарок, который затмит все остальные. Он убьет Медузу и принесет ему ее голову. Полидекту только это и нужно было, никто другой в здравом уме на такой подвиг не отважился бы. Медузой звалась одна из трех сестер-горгон.
…Три сестры крылатые
Живут. Горгоны, в косах — змеи, в сердце — яд.
Кто им в глаза заглянет, в том остынет жизнь!
[187]
Любой, посмотревший на них, немедленно обращался в камень. Персей в запале пообещал невыполнимое. В одиночку, без посторонней помощи победить Медузу не мог никто.
Но Персей чудесным образом избежал расплаты за свою опрометчивую самонадеянность: его взяли под свое покровительство два могущественных бога. Покинув царский дворец, он сразу сел на корабль, даже не решившись заглянуть к матери и рассказать, куда собрался. Он отплыл в Грецию, чтобы выяснить, где ему искать трех чудовищных сестриц. Сперва он посетил святилище в Дельфах, но все прорицания пифии сводились к одному: следует держать путь в те края, где вместо золотых зерен Деметры люди едят желуди. Вняв ее словам, Персей отправился в покрытую дубравами Додону — царство священных дубов, возвещающих волю Зевса, землю селлов, пекущих хлеб свой из желудей. Но и там он не получил нужного ответа. Персею поведали только то, что боги ему благоволят. Где обитают горгоны, селлы не знали.
Как и где Афина с Гермесом пришли Персею на помощь, ни у кого из древних авторов не говорится, однако к тому времени герой, очевидно, был уже на грани отчаяния. И вот тогда горемычному скитальцу наконец-то повстречался некто удивительный и красивый, чей облик хорошо знаком нам по многим сказаниям, — юноша «с девственным пухом на свежих ланитах, в прекрасном младости цвете»
[188]. От обычных сверстников его легко было отличить по особым атрибутам: увенчанному крыльями золотому жезлу, крылатой шляпе и крылатым сандалиям. При виде его Персей наверняка воспрянул духом, поняв, что перед ним не кто иной, как Гермес, «благодетель» и «податель радости».
