На стене красовался ее портрет в рамке. Да, она сразу узнала его… И сразу вспомнился тот день, когда они гуляли с мамой, с Сашей по набережной… И услышали, как уличный художник громко крикнул им вслед:
– Эй, рыжая! Красавица! Остановись на минутку, пожалуйста!
Они обернулись все втроем – и она, и мама, и Саша. Художник встал с низкого стульчика, подошел к ним, умоляюще сложил руки на груди:
– Можно мне портрет вашей дочки написать, пожалуйста… Это много времени не займет, минут двадцать, не больше!
– Какой же портрет за двадцать минут, что вы? – удивленно спросила мама.
– Ну не портрет, просто рисунок… Я знаю, я вижу как… Я увидел вашу дочь, и у меня в голове вспыхнуло… Да, я знаю как! Уверяю, вам понравится!
Мама глянула на нее вопросительно, ожидая согласия или отказа, а Саша вдруг проговорил решительно:
– Заяц, соглашайся! Почему-то я этому парню верю… Он знает, как тебя рисовать…
Она согласно кивнула головой – не потому, что так уж хотела портрет, а потому, что не могла отказать Саше. Прошла вслед за художником, и он усадил ее на свой низкий стул, принялся вертеть ее голову так и сяк, перекладывать рыжие пряди со спины на плечи – у нее тогда длинные волосы были. Еще и челку на лбу взлохматил, и она покорно терпела все это, улыбалась. Саша стоял рядом, и ей ужасно нравилось, что он заинтересованно наблюдает за всем действом…
Художник сел на другой стульчик, живенько принялся водить карандашом по листу белой бумаги. Было видно, как он увлекся, как ушел в себя… Только взгляд оставался цепким, сосредоточенным. Саша и мама отошли в сторону, переговаривались меж собой тихо. А ей почему-то ужасно обидно стало, что они отошли…
Может, из-за этой обиды и портрет ей не понравился. Непривычный он какой-то получился, неправильный. Сама себя с трудом узнала. Даже черты лица толком не прописаны, а будто угадываются среди штрихов… А волосы! Это ж надо было до такого додуматься! Вместо волос на голове художник изобразил… огонь! Будто ветер старательно раздул пламя, и оно трепещет живыми огоньками… Кажется, если поднести к нему ладонь – обожжет… Прямо сюрреализм какой-то, честное слово!
– Ну что? Вам понравилось? – нетерпеливо спросил художник, обводя взглядом их лица.
Мама улыбнулась, пожала плечами, произнесла тихо:
– В общем и целом, да… Очень неожиданное решение… Волосы, как живой огонь…
– А мне не понравилось! – упрямо проговорила она, глянув на художника с вызовом. – У меня на вашем портрете даже лица не видно! Надо сильно вглядываться, чтобы хоть что-то увидеть! И волосы… Огонь этот… Таким выглядит ваше озарение, что ли?
– Так в этом же вся фишка и есть, что вы… – принялся оправдываться художник. – Просто я хотел акцент именно на волосах сделать… По-моему, очень даже ничего получилось! И лицо вполне узнаваемо, по-моему… Вон даже конопушки такие выразительные получились… Но если вам не понравилось, я себе этот портрет оставлю. И даже с удовольствием…
– Нет, нет, мы берем! – быстро проговорил Саша, скатывая портрет в трубочку. – Берем, конечно! Не слушайте ее! – И, обратившись к ней, проговорил чуть насмешливо: – Ты ничего не понимаешь в искусстве, Заяц… Не увидела того, что художник самую суть ухватил…
А потом она и не помнила, куда подевался этот портрет. И не вспомнила бы никогда, если бы сейчас не увидела его в рамке, на стене в Сашиной квартире… Выходит, он, когда уходил, его с собой взял. Как трофей…
– А хорошо придумано, Зой? Прикольно, правда? – услышала она за спиной голос Вики. – Вместо волос – огоньки пламени… Тебе самой-то нравится?
– Да, нравится… Хотя поначалу совсем не понравилось, помню… А скажи, Вик… Давно это портрет у Саши на стене висит?
– Да как он здесь поселился, так сразу… Я тоже удивлялась сначала – почему именно ты… Ведь по логике вещей хотя бы портрет мамы твоей должен быть… Спрашивала его, а он мне так грубо ответил – не твое дело, мол. Он иногда может очень грубо ответить…
– Да, я знаю. Может.
– А теперь я поняла, Зой, почему все так… Почему он к маме не вернулся, почему твой портрет на стене висит…
– Что ты поняла, Вика?
– Он тебя любит, Зоя. Вот в чем все дело. И ты его любишь. У тебя даже цвет глаз меняется, когда ты о нем говоришь. И знаешь, раньше бы я ужасно психовала по этому поводу… А теперь нет, теперь я все понимаю. Я ведь раньше не знала, что это такое – любить… Теперь я на многие вещи в жизни по-другому смотрю, да…
Зоя ничего ей не ответила. Не могла. Даже не пыталась понять, что сейчас происходит. Пока не вмещалось внутри столько откровения сразу – и эта съемная Сашина квартира, и портрет на стене…
– Ну что мы стоим, Зой? – деловито проговорила вдруг Вика. – Надо же полис искать! Где он может быть? Кажется, все документы папа в ящике письменного стола хранит… Сейчас я гляну…
Полис нашелся быстро, там, где и предполагала Вика. Еще и паспорт Сашин они с собой взяли – вдруг пригодится, мало ли что. Уходя, Зоя еще раз глянула на портрет, будто примерилась к нему Сашиными глазами… Значит, он ее такой видит… Вернее, ему нравится видеть ее такой…
– Идем, идем! – торопила ее из прихожей Вика. – Мы ж обещали хозяйке быстро ключи вернуть! Тем более в больницу еще ехать, надо же полис отдать… Заодно и узнаем, как операция у папы прошла… По телефону ведь все равно ничего не ответят!
В больнице они никакой подробной информации так и не получили. Лечащего врача, той самой строгой дамы, на месте не оказалось. Узнали только, что операцию Саше сделали, что он снова в реанимации и делать какие-то прогнозы пока рано… И что надо подождать до следующего утра…
Вика расстроилась, сникла, и Зое пришлось приложить немало сил, чтобы успокоить ее как-то.
– Ну что ты, в самом деле? Все будет хорошо, вот увидишь! Не переживай так, тебе нельзя! Вот доживем до утра и все узнаем… Утром я Олегу позвоню, он завтра дежурит…
– Да… Да, конечно… – отирая нервную испарину со лба, тихо отвечала Вика.
– Сейчас домой приедем, ты ляжешь, я тебе горячего чаю сделаю. Ты бледная такая… Тебе совсем плохо, да, Вик?
– Да… Будто ноги подкашиваются, и слабость сильная…
– Потерпи, потерпи, мы уже почти дома… А может, тебе «Скорую» вызвать, а?
– Нет, не надо «Скорую». Я сейчас полежу, и все пройдет. У меня ведь уже было так, да… Врачи говорят, сердце слабое… Это потому что Кости рядом нет… Знаешь, я когда была последний раз в консультации там, в Уссурийске, меня хотели на сохранение положить… А Костя приехал, и все со мной стало нормально. А потом он опять уехал… А тут как раз с папой беда… Но ты не бойся, я все выдержу, честное слово. Сейчас приедем домой, и я сразу лягу в постель. Придется тебе самой посуду мыть, зря я обещала…
– Да какая посуда, о чем ты! – испуганно замахала руками Зоя. – Нашла о чем говорить! О посуде! Я так за тебя испугалась, что ты…
