* * *
Роза долго стояла у окна, вглядывалась в сгущающиеся сумерки. Дверь в комнату открылась, вошла Роза Федоровна с Маргариткой на руках, проговорила тихо:
– Хнычет уже, проголодалась, наверное… Да и спать ей пора…
– Да, бабушка. Сейчас накормлю. Давай ее сюда…
Роза повернулась от окна, и Роза Федоровна чуть не ахнула от испуга – лицо у внучки было осунувшимся и будто неживым, будто ушли из него все краски. Передавая ей в руки Маргаритку, произнесла сочувственно:
– Не надо, Розочка, прошу тебя… Не надо так горевать…
– Все хорошо, бабушка, что ты. Не переживай, тебе нельзя. Иди на кухню, тебе лекарство пора принимать… Я уложу Маргаритку и тоже приду, будем с тобой чай пить… Иди, бабушка, иди…
Роза Федоровна послушно повернулась, ушла на кухню. Села за стол, положила перед собой ладони с набухшими венами. Вздохнула горько. Вот что наделала, дура старая, а? Ведь жили себе спокойно… А теперь что? Розочка теперь страдать будет…
Она даже не поняла поначалу, что в прихожей тренькнул дверной звонок. Потом догадалась, что надо дверь открыть… Хотела встать, да ноги не шли. И сердце замерло.
Наконец одолела себя, встала. Шагнула из кухни в прихожую… И остановилась от изумления. Слишком уж картина хорошая перед ней открылась. Изумительная просто картина – Гриша и Роза целовались с таким упоением, что не замечали ничего вокруг. Даже не заметили, как она из кухни вышла. И когда это Розочка успела из комнаты на звонок выпорхнуть? Повернувшись, она тихо юркнула в Розочкину комнату, подхватила спящую Маргаритку, переложила в коляску и потянула ее за собой, тихо бормоча себе под нос:
– Пойдем со мной, деточка… Сегодня у бабушки спать будешь, без мамки… Только ты крепко спи, деточка, мамке не мешай, прояви понимание. Мамке-то нынче не до тебя, так тоже бывает… Сейчас мы только в дверь с коляской просунемся, а там сразу в мою комнату прошмыгнем! Вот и хорошо, и не заметили нас даже…
А утром Роза Федоровна проснулась ни свет ни заря. Сон был таким крепким, какого давно не было, и тело вполне отдохнуло, хоть вставай да пляши… И птицы за окном пели так сладко! И душевный настрой был тоже сладок на вкус…
Маргаритка спокойно спала в коляске, разметав ручки, улыбалась во сне. Вот и хорошо, и пусть еще часок поспит… За этот часок можно столько хороших дел переделать! Например, блинчиков целую гору напечь… Интересно, Гриша любит блинчики или нет? Любит, наверное. Кто же от свежих блинчиков на завтрак откажется? Да еще и с начинкой… С творогом, с медом, с клубничным вареньем…
Когда работа на кухне кипела вовсю, она услышала в дверях Гришин голос:
– Доброе утро, Роза Федоровна. Как тут у вас вкусно пахнет! Умопомрачительно просто!
– Так я блинчики пеку, Гришенька… Давай садись, пробу снимать будешь!
– Так это всегда пожалуйста, что вы… Даже и уговаривать меня не надо!
– А вот еще и кофеек свеженький я сварила…
– И от кофейка не откажусь! А что это вы с утра так внимательно смотрите, Роза Федоровна? – указал он глазами на телевизор, притулившийся на холодильнике.
– Так я всегда «Новости» по утрам включаю… Надо же знать, что там в мире случилось. А вдруг война, а мы и не знаем?
– Нет, нам войны не надо, Роза Федоровна, что вы… А можно я на спортивную программу переключу? А то я даже финала кубка конфедераций не видел… Хоть счет узнать, как сыграли…
– Да ради бога, Гришенька!
Пока Роза Федоровна ставила перед ним чашку с кофе и тарелку с блинчиками, Гриша начал переключать каналы, отыскивая спортивную программу. Вдруг рука слегка дрогнула, остановившись на канале МУЗ-ТВ… И в кухню ворвался голос музыкального телеведущего, выкрикнувшего с почти истерическим надрывом:
– А сейчас я представляю восходящую звезду сезона, певицу Мадлен! Встречайте! Это ее дебют на телевидении! Запомните это имя – Мадлен!
Экранная Маруся Остапенко резво выскочила на сцену и начала усердно двигаться, едва дождавшись, когда зазвучат первые такты нехитрой мелодии. В ее усердии наблюдалось даже некоторое остервенение: все ходило ходуном, все было задействовано, что можно и что нельзя, – и руки, и ноги, и грудь, и живот, и круглая попа, обтянутая короткими шортами. И локти, и колени, и плечи, и даже голова… Особенно голова вертелась так, что казалось, вот-вот оторвется от шеи и покатится по сцене…
– Вот девка дает, однако… – тихо произнесла у него за спиной Роза Федоровна. – Ишь как вся извертелась туда-сюда, ну чисто сперматозоид…
Он зашелся от смеха, откинув назад голову. Подумалось вдруг – а как бы отнеслась Маруся Остапенко к этому сравнению, интересно? Хорошо, что она не слышит…
– Вы прелесть, Роза Федоровна, честное слово! – произнес он тихо, когда отсмеялся. – И блинчики у вас изумительные, я никогда ничего более вкусного не ел… А вообще, нам бы поговорить надо. Давайте выключим телевизор и поговорим.
– Что ж, давай… – тихо согласилась Роза Федоровна, садясь напротив него за стол.
– Тогда я начну с самого главного, хорошо? В общем, так, дорогая моя Роза Федоровна… Я вашей внучке предложение сделал, и она согласилась выйти за меня замуж. Вы не против, надеюсь, чтобы мы с ней…
– Да отчего же я против-то буду, Гришенька! – не дала она договорить новоиспеченному зятю. – Да я ж сама все это затеяла, сама тебе письмо написала, отчего ж я против-то буду, а?
– Спасибо, Роза Федоровна. И за то спасибо, что письмо написали, и за благословение тоже спасибо. Тогда я дня через два в Москву уеду, оформлю развод… И вернусь сюда, к вам… Дело в том, что в моей квартире будет моя бывшая жена проживать, ей просто идти некуда… Вы как, примете меня такого, без определенного места жительства? Не прогоните?
– Нет, что ты, Гришенька… Я ж понимаю… Нельзя бывшую жену обижать, тем более если ей жить больше негде… А нам и в этой квартире места хватит, правда? В тесноте, да не в обиде!
– Вы прелесть, Роза Федоровна… Я знал, что вы так и ответите… А на квартиру я еще заработаю, я теперь все могу! Я теперь вполне счастливый мужик, у меня теперь семья есть!
– И я за вас очень счастлива, Гришенька…
И за тебя, и за Розочку…
Они даже не заметили, когда появилась в дверях кухни Роза с Маргариткой на руках, произнесла насмешливо:
– Эй вы, счастливые! Даже не слышите, что Маргаритка проснулась! Блинчиками так увлеклись, что ли?
Роза Федоровна глянула на внучку и будто не узнала ее… Все вроде было то же самое, но появилось у Розы в глазах, в лице, в движениях будто неуловимое что-то… Какая-то другая красота, которой раньше не было. А может, она и была, да только пряталась за скромностью да смирением перед жизнью. А теперь будто кричала, вырвавшись на волю: я счастлива! Да, я могу смотреть на мир по-другому, я могу двигаться по-другому, я даже улыбаться по-другому могу!
